Искупление

— Если вам надо что-то спросить, — остановилась девушка у столика, на котором стоял телефон, — нажмите на эту кнопку, вам ответят. Завтрак в 10, обед в 16, ужин в 20. Но можно и по заказу. Тоже через этот телефон, — подождав мгновение, убедившись, что всё понято гостьей правильно, девушка, пожелав Юле всего хорошего, удалилась.

Оставшись одна в спальне, Юля присела на край кровати и тут же вскочила как ужаленная. Пересела в кресло рядом с трюмо. Глянула в зеркало и не узнала себя: осунувшееся лицо с тёмными кругами у глаз, тонко поджатые губы.

«Не соблазнить мне такой олигарха! — усмехнулась в зеркало. — И это будет кстати!»

К ужину Сарьян пригласил Юлю в особняк. За столом они были вдвоём. Прислуживали два молчаливых молодых человека в белых курточках, перчатках и круглых шапочках. Ничего особенного из еды не было: жареная рыба, жареная баранина, непонятно из чего гарнир, но вкусный, красное вино с этикеткой на греческом языке; янтарного цвета напиток в красивом кувшине.

— Отведаем, что Бог послал, — улыбаясь, сказал Сарьян, и указал Юле на её место за столом. Тут же один из прислуги внёс супницу и по одной поварёшке налил в тарелки. По залу тотчас расползся аромат чего-то похожего на уху.

— Приятного аппетита, Юлия Андреевна! — взялся за ложку Сарьян.

— Спасибо, Григорий Самвелович! И вам приятного аппетита, — ответила Юля.

После супа, очень вкусного, слуга подал поднос с рыбой.

Юля взяла один кусочек, Сарьян — два.

— Грешен, — сказал он, как бы оправдываясь, — люблю поесть. Видать, в детстве наголодался, и теперь стараюсь наверстать. Вас, наверное, миновала эта участь? Мне было пять лет — и тут в стране такая неразбериха. Хлеб белый по рецептам врача, молоко только детям и больным.

— Мама мне об этом рассказывала, — поддержала разговор Юля. — Казалось бы, не должно такого быть, а было.

— Да, Юля, в жизни часто бывает то, чего не должно быть. И самое интересное, ничего поделать нельзя. Знаешь, что не должно так быть, но не можешь противостоять.

«Он меня назвал по имени, с чего бы это? На что он намекает, рассказывая о своих неудачах? Чтобы я его пожалела? Или просто хочет приблизить меня к себе? Отвлечь от неудобства общения в незнакомом обществе?» — пронеслось в сознании. В слух же сказала, что читала где-то, что каждому судьба прописана свыше, и изменить сам человек уже ничего не может.

— Верю и я в это, — согласился Сарьян.

— А вы хотели бы изменить свою судьбу? — спросила она, ожидая усмешки, игривого ответа, однако услышала совсем другое.

— Мне кажется, что когда я голодал, то был счастливее, чем теперь. Как говорят: не в деньгах счастье.

— А в их количестве, — засмеялась Юля. — Так тоже говорят.

— Ах, эта мудрость народная! Никуда от неё не деться! — усмехнулся Сарьян. Подняв бокал с вином, предложил выпить за знакомство.

— Мне приятно было познакомиться с вами, Юля, а почему, и сам не знаю. Тоже, наверное, божье провидение. Вот послал он мне вас, и всё тут! Буду теперь вспоминать вас, глядя на портрет, который сотворите.

— Я очень боюсь, что не получится настоящего портрета, — призналась Юля. — Мне даже страшно становится, что он вам не понравится.

— Бояться как раз не следует. И стараться сделать что-то необыкновенное тоже не надо. Рисуйте, или пишите, как у вас это называется, и всё будет хорошо. Примите за правду, что Рембрандту заказчики частенько возвращали портреты, не найдя похожести с собой, и успокойтесь.

— Вот! — подхватила мысль Юля, — Рембрандт и тот не справлялся с задачей художника, тут же… — она махнула обречённо рукой.

— Всё будет хорошо! — почти по слогам произнёс он.

Уже за чашкой кофе Сарьян сказал, извинившись, что дела требуют времени, и он с недельку будет занят, а чтобы Юля не томилась и не скучала, он советует познакомиться с жизнью острова.

— В вашем распоряжении будет машина с водителем-гидом, — сказал он и посмотрел жгуче-проницательными глазами на Юлю.

— Григорий Самвелович, портрет требует времени, — сказала на это Юля. — Серов десятки сеансов проводил с царём, так он же Серов! Мне, может быть, времени ещё больше понадобится.

— Я буду только рад этому, — с полной серьёзностью отозвался Сарьян.

Утром слуга принёс конверт для Юли.

— Приказали передать, — сказал слуга, поклонился и вышел.

В конверте были доллары и записка. Писал Сарьян. Почерк твёрдый и даже красивый. «Юлия Андреевна, эти деньги вам на мелкие расходы. Если понадобится ещё, скажите об этом моему управляющему, я его предупредил об этом. Сеансы начнём с 17 сентября. Всего вам хорошего».

Юля три раза пересчитала деньги, боясь ошибиться. Двадцать тысяч. «Много это или мало? — гадала она. — У кого бы спросить? Не надо спрашивать — в магазине, кафешке всё станет ясно само собой».

Двадцать тысяч долларов — немалые деньги для тех, кто умудряется жить на пятнадцать тысяч рублей в месяц. И совсем незначительные для тех, кто платит за номер в отеле по двадцать этих тысяч долларов за сутки. Вот такой расклад в мире!