Искупление Гренгуара (СИ)

— Тео, можно задать вам один … очень личный вопрос? Если не захотите, не отвечайте.

— Что случилось с моей женой, вы это хотите спросить? — Жженый поднял глаза на свою собеседницу, которая согласно кивнула головой, удивляясь его проницательности. — Она умерла. Полоскала белье в проруби, простудилась. Сгорела за три дня.

— А вы … любили ее?

— Любил? — полувопросительно повторил Тео. — Нас не учили любить своих жен. Учили только, что женщина повинна во всех бедах человечества. Что это существо коварное и опасное. А потому мужчина должен держать ее подчинении и как можно чаще учить уму-разуму. Нам было лет по пятнадцать, когда нас поженили. Какая уж тут любовь? Однако, когда я видел, как мое «исчадие ада» надрывается, выполняя свою часть работы, во мне упорно складывалось убеждение, что не учить ее нужно, а жалеть, беречь. Но в деревне для всех работы хватает. С избытком. Разве уследишь? Убережешь? Мы только начинали узнавать и понимать друг друга. Роды ей здоровья не прибавили, конечно. А потом она покинула нас. И у меня осталось какое-то чувство вины, не уберег. И всю любовь, на которую был способен, я отдал моей девочке. Она стала моей жизнью. Моим солнечным зайчиком…

— Не надо, Тео, — резко оборвала его Мари и сжала искалеченную руку. — Простите меня, пожалуйста, что затеяла этот разговор. Я хочу стать вашим другом. Но как-то неуклюже все выходит.

— А вы уже мой друг, Мари, — лицо Жженого посветлело, а в глазах появилась теплота. — Вы и Пьер самые близкие мои люди сейчас. Именно потому я пришел к вам с просьбой. Был уверен, что вы поймете. И давайте договоримся: дела сердечные это вопрос времени и размышлений. Это не решается вот так, с наскока. А мадемуазель Эжени нуждается в помощи именно сейчас. Ей не на кого больше рассчитывать. К тому же она «повинна» сразу в двух «преступлениях», которые наше общество не прощает. Она калека и старая дева. Наши «милосердные» граждане могут пролить слезу даже над убийцей, но одинокая женщина в их глазах практически ведьма. Каких только мерзостей о ней не плетут. И своей холодной расчетливой жестокостью, очень дружно либо сводят несчастную в могилу, либо доводят до безумия. Я не хочу такого для мадемуазель Эжени. Она должна выжить и она выживет. Если мы ей поможем.

— У вас благородная душа, — вздохнула Мари. — Но ведь обездоленных женщин так много. Разве возможно помочь каждой?

— Я могу хотя бы попытаться, — последовал ответ.

— Да, я так и знала, — молодая женщина вдруг улыбнулась, наклонилась к своему собеседнику и тихонько поцеловала его в щеку, слегка смутив его. — И вы, сударь, еще смели утверждать, что не умеете любить. Это мы не умеем. А вы, мой друг, овладели этим искусством в совершенстве. Я напишу письмо. — Мари направилась к секретеру, провожаемая взглядом Тео, исполненным самой горячей благодарности.

***

Гренгуар медленно шел по луврскому парку. Ему нужно было дождаться Монферана, которого задержал король. Встречу назначили на природе и вот уже четверть часа Пьер бродил по аллеям, предаваясь невеселым думам. Король явил ему милость. А говоря проще, купил со всеми потрохами. И он продался. Вот так взял и продался. Пообещал исполнить политический заказ. Но мог ли он поступить иначе? Не смалодушничать. В тех условиях, пожалуй, нет. Ведь на кону была не только его жизнь, но и жизнь Мари. А стало быть другого выхода не было. Незачем терзать себя. И все же … Гренгуар тяжело вздохнул, продолжая плутать по аллеям парка. На пути ему попалась небольшая, ажурная беседка, в которой сидела одинокая дама в трауре. Не желая нарушить ее скорбное уединение, Пьер хотел было тихонько развернуться и пойти назад. Но тут гравий скрипнул под его сапогом, дама подняла голову и Гренгуар на минуту остолбенел:

— Жаклин! — вырвалось у него.

— Да, я, капитан Гренгуар, — слегка улыбнулась графиня. — У тебя такой вид, словно ты внезапно увидели привидение. — Она сделала рукой приглашающий жест.

— Что-то в этом роде, — Пьер слегка смутился и вошел в беседку. — Как раз сегодня я вспоминал тебя. Хотел расспросить Рене, да времени не нашлось. По ком носишь траур?

— Супруг покинул меня. Вчера минуло две недели со дня его кончины.

— Почему-то мне не хочется выражать соболезнование по этому поводу, — глухо сказал Гренгуар. — Разве что из вежливости.

— Ты прав, не стоит. Мне глупо было бы изображать убитую горем вдову, — Жаклин прямо посмотрела ему в глаза. — Особенно перед тобой.

— Жестко, но правда, — Пьер выдержал ее взгляд. — Без уверток. Ты не изменилась. А что все-таки случилось с мужем?