– Убедительно прошу, повлияйте на сестру, она жизни не видела, многого не понимает. Не желая того, совершит опрометчивый поступок. Побеседуйте с ней. Нина вас любит, слушается. Подскажите, как должно поступить. Вы ведь желаете ей добра?
– Простите. Вы что же, ставите под сомнение моё отношение к единственной сестре?! – Вася с трудом сдерживал себя. – Что-то я вас не совсем понимаю. Хотите жениться – ухаживайте за девушкой, расположите к себе, оказывайте ей знаки внимания, сделайте всё, чтобы ей с вами было интересно, а, главное – чтобы она поверила вам. Напомню вам старую истину – заставить любить невозможно. Не мне вас учить. Вы старше меня, обязаны знать, что у аристократов существует определённый порядок действий, которые никто не отменял. Это поступки, которые только вы можете совершить, изначально вдохновившись исключительно благими намерениями, - пристально посмотрел на собеседника Вася. - Никто другой за вас этого не сделает. А меня увольте. Честь имею. - Вася, не попрощавшись, развернулся и вошёл в дом.
«Жених, называется. Какой он жених? Маменькин сынок. Привык, что за него все вопросы решают», – не мог успокоиться брат.
Наваждение
В канун Рождества Софья Гавриловна не успевала распечатывать депеши. И чуть ли не в каждой находила приглашение то на бал, то в галерею, то на званый приём в загородной резиденции вельможи, а то и на маскарад.
– Голова идёт кругом. Каждый день куда-то ехать. Это немыслимо.
– Ма шер, зачем каждый день? Выбирайте, куда вам хочется. Приглашение не является принуждением. Можно и пропустить.
– Ты права, Ниночка. По настроению и определюсь.
– Правильно.
Тётушка посмотрела на меня лукаво, в уголках глаз пролегли лучики, губ коснулась лёгкая улыбка, и княгиня проронила игриво:
– Но на маскарад мы поедем, да? Как-никак Рождество близится.
– Если желание соизволит заявить о себе, - ответила я без энтузиазма.
– Вот и славно. С этим разобрались. Приободрись. Наряд твой давно готов. Ты им довольна?
– Очень. Спасибо вашей модистке.
– Людмила отменная мастерица. Я многим её советовала, да она не всем шьёт, только тем, к кому особо расположена.
– Её право.
– Соглашусь с тобой.
На маскараде все будто сговорились. Только и занимались тем, что делали мне комплименты, доказывая в превосходной форме, как я обворожительна в бирюзовом платье.
– Теперь ты видишь, я была права – твой новый наряд получился очень эффектным. – Раскрасневшаяся тётушка с удовольствием принимала дифирамбы в мой адрес. - Идеально гармонирует с твоими глазами и выделяет природную красоту, - констатировала она, торжествуя.
– Спасибо вам.
Настроение у нас было приподнятое. Но в этот вечер судьба подбросит мне испытание, с которым нелегко будет справиться.
– Вы танцуете? Позвольте пригласить вас на мазурку? – Передо мной вырос красавец, сошедший с полотна великого Микеланджело. Узкая маска частично прикрывала глаза. Я обомлела: незнакомец был необыкновенно красив и обаятелен.
– Что же вы молчите? Танцуем?
Я в замешательстве кивнула. А он только этого и ждал, подхватил меня, и мы понеслись в ритме бодрой мазурки.
Весь вечер мой новый кавалер не отходил от меня. В конце он спросил:
– Позволите, я навещу вас?
– Вы знаете, где я живу?
– Узнаю.
– Мне пора, тётушка заждалась, – увела глаза в сторону, новый знакомый смущал меня своим взглядом.
– Завтра ждите. - На этом мы расстались.
Всю ночь я не могла уснуть. Лицо незнакомца стояло перед глазами. Он всецело завладел моими мыслями. Мне захотелось увидеть его опять и утонуть в его объятиях, ничего подобного никогда раньше со мной не случалось. Неизвестность пугала, дискомфорт присутствовал в моём состоянии.
– Влюбилась, как гимназистка, в первого встречного, - отчитывала я себя. – Будь что будет, хочу быть с ним. - Я понимала, что это чистой воды сумасбродство, но ничего не могла с собою сделать. Меня тянуло к нему. Ночь прошла нервно.
Утром вскочила по первому же звоночку колокольчика.
– Что с тобой, дорогая? Ты так рано никогда не встаёшь, - удивилась тётушка.
– Кто-то приехал? - Меня бил нервный озноб.
– Посыльный привёз корреспонденцию. Почему ты так встревожена?
– Ничего, пройдёт. – Мой растерянный вид вызвал у Софьи Гавриловны много вопросов. Поразмыслив, тётушка заподозрила:
– Ты случайно не вчерашнего танцора ожидаешь?
Я опустила глаза.
– Нина, – в голосе Софьи Гавриловны появился металл. - Этот человек не нашего круга. Такие вот вертопрахи вскружат голову, и поминай как звали, а что потом?!
Я молчала.
– Ты что же, влюбилась?! – спросила она, осторожничая. Но слова её прозвучали, как грохот молота по наковальне.
Говорить я не могла, душили слёзы, стало тяжело дышать.
– Вот только этого нам не хватало. А как же Прохор Петрович? Ну да, что я спрашиваю, - расстроилась Софья Гавриловна. - Чем этот прохвост тебя так расстроил?
– Я Прохору Петровичу ничего не обещала. – Слёзы хлынули из глаз ручьём, удержать их не было сил.
– Сделаем так. Иди к себе и успокойся. Подумаю, чем тебе помочь. К обеду спустишься?
– Да.
– Отдохни, и вся дурь пройдёт.
Я провела несколько часов в напряжении, об отдыхе и не помышляла.