– Знаешь что? С меня хватит. Хочешь злиться на меня, злись. Но откуда мне было знать? Ведь прежде я никогда не сидела на драконе. И даже не находилась так близко от дракона, кроме того случая, когда ты вонзал свои когти в мои руки. Так что давай просто забудем об этом и начнем урок, лады?
На этот раз он не фыркает, а царственно вскидывает голову, как бы говоря, что считает мое извинение недостаточным. А также, что он больше не хочет об этом говорить, и это хорошо, потому что то же самое можно сказать обо мне.
Через пару секунд Флинт дергает головой – этого жеста я не понимаю – и взвивается вверх.
Я кричу опять, на сей раз громче, сомкнув руки на горле Флинта и сжав его мертвой хваткой. Если я и дальше буду так его сжимать, это, вероятно, плохо кончится для нас обоих, но, когда он взмывает до самой высокой точки замка, мне остается только держаться за него изо всех сил.
А посему я просто закрываю глаза, держусь и молюсь о том, чтобы не свалиться.
–
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я, подавив крик. – Мне показалось, что тебе было уютно на тех ступеньках.
–
– Знаю. Я просто не ожидала, что тебе тоже захочется покататься на Флинте. Это же вроде не твой стиль.
–
– Внушить ужас? – спрашиваю я, когда Флинт начинает, вращаясь в воздухе, делать вертикальный подъем.
–
К счастью, оказывается, что моя мертвая хватка не мешает Флинту дышать, и он несколько раз облетает замок по кругу. Это нельзя назвать уроком полетов, но теперь, когда мой мозг снова функционирует, я понимаю, что он старается помочь мне преодолеть скованность. Хочет, чтобы я привыкла к полету, пусть даже и верхом на драконе.
Я совершенно уверена, что из этого ничего не выйдет – жутко летать вокруг замка, построенного на склоне горы, – но, в конце концов, мне все-таки удается какое-то время не закрывать глаза. И я едва не визжу от восторга, потому что как бы мне ни было жутко, от здешней красоты захватывает дух.
Небо сияет лазурью, гора одета сверкающим на солнце снегом, а замок словно явился из какого-то фильма… или из сна. Его черные и серые камни резко контрастируют с белым снегом, его башни и парапеты крыши врезаются в голубые небеса.
Флинт поворачивает свою длинную великолепную шею, смотрит вокруг, а я продолжаю крепко держаться, ожидая, что сейчас мы полетим обратно к земле.
Но я здорово недооценила его – потому что вместо того чтобы снижаться, он делает разворот и взмывает еще выше в небо.
– О боже! Что ты делаешь? – верещу я, но он даже не оглядывается на меня, а просто летит еще быстрее.
Я ожидаю, что Хадсон начнет жаловаться, но, обернувшись, вижу на его лице широкую улыбку. Впрочем, он не может бояться смерти так же, как ее боюсь я…
Мы опять взмываем вертикально, и я подавляю рвущийся из горла крик, изо всех сил обхватив Флинта руками и ногами. Это полнейшая жуть, но вместе с тем полет так пьянит, и вид открывается сногсшибательный.
Несколько лет назад я смотрела документальный фильм, называвшийся «Искусство полета». Он был о катании на сноубордах в самых труднодоступных и потрясающих местах на земле, и в этом фильме показывали также и Динейли. Авторы пользовались вертолетом, чтобы забираться в такие места, куда не могут попасть обычные лыжники и сноубордисты, и хвастались тем, что они оказались там, где до них не ступала нога человека.
Тогда я не поняла, что в этом особенного, но теперь, глядя на все это с высоты драконьего полета, ощутила восторг первопроходца.
Ну, конечно, они хотели увидеть эти места, которые видели так мало людей. Конечно, они хотели их снять, чтобы и другие получили возможность почувствовать то, что чувствовали они. Конечно, это дорогого стоит – оказаться здесь. И внезапно из самой глубины моей души начинает вырываться нечто необузданное, стремясь к этому небу, к этому снегу, стремясь к свободе.
Я резко вдыхаю, потому что на секунду мое тело выходит из-под контроля. В эту секунду оно принадлежит кому-то еще, и я понятия не имею, как мне вернуть его.
Как и следовало ожидать, Флинт выбирает этот момент, чтобы уйти в глубокое пике, и вот уже ветер с силой бьет мне в лицо, горло сжимает страх. Мы несемся вниз еще быстрее, чем поднимались вверх, и, когда меня захлестывает ужас, то, что пробуждалось во мне, что бы это ни было, прячется.