Искушение

— Почему ты надо мной издеваешься, негодяй? Что я тебе сделала?

— Я не издеваюсь, — Боровков встал так, чтобы на нее не слишком дуло. — Я просто не знаю, как себя вести, чтобы ты приняла меня всерьез. Тебя, наверное, смущает разница в возрасте?

— Меня смущает, что ты, наверное, подонок!

— Я не подонок, — утешил ее Боровков. — Через несколько лет мое имя будет известно всей стране. Но ведь мы не можем столько ждать, верно?

Несколько крепких затяжек ее успокоили. Она поправила шапочку, отряхнула снег с шубки, попыталась улыбнуться.

— Уму непостижимо, какую комедию мы разыгрываем. И я-то, старая дура, тебе поддалась, подыгрываю. Сережа, вот что я тебе сейчас скажу, ты хорошенько запомни. И если сможешь — пойми. Я действительно старше тебя, и на забавы меня не тянет. А если потянет, я живой человек, то поверь, обойдусь без тебя. Дело тут не в годах. Я старше тебя не только по возрасту. Я уже любила и уже страдала. А в тебе жеребячий пыл проснулся, только и всего. Но я тебе не партнерша и не помощница. И вообще, ты скоро сам увидишь, что ведешь себя непорядочно. Мерзко!

— Нет, — возразил Боровков слабым голосом. — Не мерзко. Просто я уже сошел с ума, а ты еще цепляешься за здравый смысл. Но ты меня скоро догонишь.

— Все. Точка. Ты невменяемый, и я тебя боюсь. — Вера Андреевна отшвырнула сигарету и заспешила к своему дому.

Боровков ее не догонял, сдержанность была ему присуща. Он сообразил, что их любовное свидание исчерпало себя. Он поехал домой и еще три часа перед сном занимался и готовил чертежи к завтрашнему семинару.

После занятий Боровков пошел в спортзал, чтобы повидать Кривенчука. Тот поначалу обрадовался, потому что решил: блудный сын вернулся насовсем.

— Разомнешься, Сережа? — спросил тренер ненавязчиво.

— Да я ничего не взял с собой. Просто поздороваться зашел.

— Ну и хорошо, что зашел. Посиди, я сейчас. — Кривенчук побежал разнять двух юных драчунов на ринге, которые тренировку пытались превратить в смертельный поединок. Народу в этот час в зале было немного, несколько человек кувыркались на матах, одинокий тяжелоатлет бродил из угла в угол со штангой на плечах. У него было предельно сосредоточенное лицо, будто попутно он решал вопрос о смысле мироздания. С горечью Боровков отметил, что уже не ощущает успокоительного воздействия спортзала, баюкающего гипноза невинных физических упражнений. Вернулся Кривенчук и присел рядом на скамеечку.

— Как себя чувствуешь, Сережа?

— Ничего. Вроде выздоровел.

— Да ты, я думаю, и не болел. Перенервничал, перегрузился. Это с нашим братом бывает. Когда думаешь приступить к тренировкам?

— Не знаю, Федор Исмаилович.

— А ты не тяни. Потом трудно будет форму набирать. — Кривенчук посмотрел, как ученик прореагирует на его слова, тот молчал. — Думаешь, со мной не бывало? Думаешь, я в спорте не разочаровывался? Я тебе, Сережа, вот что скажу. В спорте полным-полно людей, у которых башка трухой набита. Дубы! В таком человеке что происходит? В нем лет в двенадцать как заведут пружину, как настроят его, так он и крутится по инерции, сколько сил хватит. Хватает обычно ненадолго, ты сам знаешь. Потом это жалкое зрелище. Годам к тридцати такого спортсмена, даже если он достиг успеха, можно выкидывать на помойку, как половую тряпку. Но он-то еще пыжится, еще мышцами играет. Больше ведь ничего не умеет.

— Хорошенькая перспектива, — улыбнулся Боровков.

— Таких, как мы, это не касается, Сережа. Нам спорт не страшен. Нам он — лучший друг. Я же тебе это самое и объясняю. Тебе бояться нечего. А с другой стороны, возможности свои надо использовать. Не у всякого такие возможности, как у тебя. Ты чемпионом будешь. Чем плохо иметь такую строку в биографии? А потом, как и я, в науку уйдешь со спокойной душой.

Сергей, улыбаясь, смотрел на любимого тренера и вдруг что-то беспомощное заметил в его глазах, какое-то неудовлетворение. Это так не вязалось с его характером и его властной, вкрадчивой повадкой.

— Чемпионом я не буду, — сказал Сергей устало, — а другом твоим, если хочешь, останусь. Я привык к тебе, и я тебя люблю. У тебя доброе сердце.

Кривенчук не удивился повороту разговора, спросил:

— Что-то случилось, Сережа? Обидел кто-нибудь?

— Женщину я встретил, с которой мне, видно, не совладать. В угол она меня загнала.

— Что ж, она особенная, что ли?

— Особенная или нет, а мне не по зубам.

— Тогда забудь.

— Не хочу. Забыть легко, встретить трудно. Я лучше попробую к ней подольститься.