Искушение

Мужчины, видевшие на своем веку всякое, просидевшие в тюрьмах немалые сроки, замерли, не в состоянии произнести хоть слово, когда из подвала вслед за Тэнгизом-сухумским еле держась на ногах, подслеповато жмурясь на осеннее солнышко, вышла то ли девушка, то ли подросток. Из-под накинутого на её плечи пиджака старого вора торчали худые, как спички ножки, все покрытые синяками и порезами, которые уже покрылись корками и начали заживать. На лице, в обрамлении всколоченных, висящих, как пакля волос, остались только огромные глаза. То ли голубые, то ли серые.

— Отпустите меня домой, — пробормотала Стелла.

— Да кто ты такая? Как сюда попала? — продолжал допытываться Тэнгиз-сухумский.

— Так получилось, — Стелла пожала плечами, — отпустите меня. Я никому ничего не скажу.

Тэнгиз смотрел на девушку и не знал, какое решение принять. По-идее, нужно бы «завалить» её на этой же даче. Да прикопать где-то на склоне, в зарослях орешника. Но уже не молодой вор прожил долгую жизнь, и научился её ценить. Как свою, так и чужую. Что-то помешало ему отдать приказ братве, что-то непонятное ему самому шевельнулось в самом дальнем уголочке грешной души.

— Куда же ты поедешь? Где твой дом? — спрашивал вор.

— В Городе у Моря, — ответила Стелла и заплакала.

16. Генерал

Самолёт, сделав круг над Батуми, городом, который Стелла так и не увидела, лёг на крыло и взял курс на Город у Моря.

Стелла сидела у иллюминатора, но у неё даже не возникло желания взглянуть на Батуми с высоты птичьего полёта. Девушка прикрыла глаза и начала прокручивать в голове события прошедших нескольких часов.

Она, как в тумане, видела Марусю, выбежавшую из дома с сумкой в руке. Её сумкой. Которую бывшая тюремщица отдала не Стелле, а, подобострастно улыбаясь, протянула Тэнгизу-сухумскому, сразу признав в нем главного.

Вор сумку не взял, только взглянул на Марусю и приказал:

— Отведи девчонку в ванную. Пусть вымоется и приведет себя в порядок.

— А сумка? — приоткрыла рот Маруся.

— И сумку отнеси туда же. Ты чего-то не поняла?

— Все поняла, батоно, все поняла, — Маруся суетливо закивала головой, показывая тем самым свою сообразительность.

Стелла включила душ и встала под струи теплой воды. Принимать ванну, сидеть в мутной грязной жиже, она не хотела. Пусть вода, стекая по телу и уходя в отверстие слива, смоет всю грязь если и не с души и памяти, то хотя бы с тела.

Девушка потерла место на шее, где еще недавно был ошейник. Было больно. Кожа, которую начало пощипывать от мыла, зудела и кровоточила.

«Ничего, — думала Стела, — раны заживут, синяки сойдут. Главное, чтобы этот грузин, перед которым пресмыкаются его приближенные, не передумал. Чтобы отпустил меня. Чтобы разрешил хотя бы выйти за ворота этой чертовой дачи. А дальше… дальше я уже сама. Доберусь как-нибудь».

Стела закрыла воду и, выйдя из душевой кабинки, босиком пошлёпала к зеркалу, висящему на стене. От горячей воды зеркало запотело, и Стелла провела ладонью по его поверхности, очищая от капель пара.

«Господи, это не я!» — думала девушка, разглядывая в небольшом окошке зеркала худую, изможденную незнакомку. Совсем уж собравшись снова разреветься, Стелла, сжав губы и мотнув головой, приказала себе не расслабляться:

— Что там сказал этот толстый грузин? Привести себя в порядок? Значит, нужно постараться сделать так, чтобы ему было не страшно выпустить меня за порог.

Девушка достала из сумки косметичку, осмотрела её содержимое. Все было на месте. Стелла приступила. Нет, не к макияжу, а к гримированию следов своего пребывания в лапах садиста. Огромное количество тонального крема, выдавленное на ладонь, толстым слоем наносилось на лицо, шею, руки и ноги. Стела еще раз взглянула в зеркало и вздохнула, оставшись недовольной тем, что получилось в итоге. Если её мучитель старался не бить девушку по лицу, делал это редко, а бритвой не полосовал никогда. Если синяки на лице и все еще опухшие от укусов губы можно было загримировать хоть как-то, то телу досталось по-полной. Никакой тональник не мог скрыть его ужасающего вида.

Стела задумалась. Подошла к своей сумке, вывернула содержимое на пол. Из вороха одежды вытащила платье, которое взяла сама не понимая зачем. Платье было вязаное, из толстого трикотажа, длиною в пол и с рукавами, прикрывающими половину кисти рук, с высоким воротом, которым, при желании, можно прикрыть даже подбородок.

«Вот! Это как раз то, что мне нужно»! — думала девушка, вспоминая, как чуть было не выложила это платье из сумки, собираясь на увеселительную прогулку в Батуми. Куда подевалось из сумки нижнее белье, Стела так и не поняла, а потому натянула платье прямо на голое тело. Мягкий толстый трикотаж был для её израненного тела, словно прикосновение лебединого перышка. Она снова подошла к зеркалу. Платье, которое в прежние времена было, что называется «в обтяжку», висело на ней, как на палке, но Стелла улыбнулась и довольно кивнула своему отражению. Из рукавов были видны только пальцы рук, из под подола — босые ступни, воротник закрывал шею со следами от ошейника.