Искушение архангела Гройса

Однако нашему взору предстала шокирующая, по крайней мере для клирика, картина. Девица лет двадцати пяти, роскошная блондинка, обнажив свои великолепные формы по пояс, заканчивала спиливать один из крестов, подаренных когда-то костелу Святой Троицы литовцами. В защитных очках, ярко-голубых джинсах, она была прекрасна. Татуировка на плече изображала Иосифа Сталина в профиль. Возможно, он был вдохновителем ее безумного предприятия. Парень с видеокамерой стоял поодаль. Съемка уже подходила к концу. Когда мы с паном Блажеком показались у ворот храма, дело близилось к завершению. Крест накренился и завалился набок в пышные заросли хвойных туй и кипарисов, посаженных в изобилии вокруг костела. Девка хохотнула, поймала лифчик, брошенный ей на бегу оператором, и рванула к задним воротам с бензопилой наперевес. Оператор мчался за ней испуганными прыжками. Блажек успел кинуть в него обломком кирпича, подобранным на земле, но цели не поразил. Мы побежали вслед за кощунниками, но те скрылись в пышных зарослях борщевика, заполнивших пространство за церковной оградой. Шум заводящегося мотора и быстрый промельк «Лады Калины» по грунтовке за костелом лишь подтвердили, что дальнейшее преследование правонарушителей бессмысленно.

Кунсткамера IV

БОЧКА

Ветки за окном качнутся, по коридору вагона пройдет февральский сквозняк, громкоговоритель запнется в названии станции и растерянно замолчит. Ты выйдешь в незнакомом городе, не задумываясь, торопясь успеть, пока поезд не тронулся. Дом, виднеющийся за зданием вокзала, удивительно похож на тот, в котором ты жил в детстве. В похожих домах живут похожие люди. Тех, с которыми ты жил, все равно нет в живых. На станции стоит колонка, окрашенная масляной краской в темно-синий цвет. Я подхожу к ней, решив сполоснуть сапоги. Они чистые, но мне приспичило вымыть лицо, руки и обувь перед вхождением в город. Я протираю их мокрой черной банданой, которую таскаю с собой последние лет десять. На полочке, приколоченной к столбу, лежит плоский обмылок, похожий на кругляши, которые пускают по воде. Я старательно намыливаю руки, словно только что совершил преступление.

За этим занятием я и перехватил его взгляд. Мужчина лет сорока стоял у выхода из вокзала на лестнице, ведущей к перронам. Под бледным освещением единственного на станции фонаря он выглядел как призрак.

Заметив меня, он спустился на ступеньку, продолжая недобро смотреть в мою сторону. Руки он держал в карманах мятого плаща. Одет как бродяга: бесформенные коричневые брюки в жирных пятнах, ботинки со следами засохшей грязи, нелепая лыжная шапочка на голове. Он больше не выпускал меня из виду и медленно продвигался маленькими, незаметными перебежками. Если я отворачивался, то обнаруживал, что мужик стал ближе. Я видел, что его проекция становится все больше и больше. Когда он оказался около колонки, и посмотрел на меня в упор, мне стало не по себе.

Он не выпускал рук из карманов, словно прятал в них нож или пистолет.