Искушение чародея(сборник)

   – Может, я и болтун, – сказал Павлыш. – Очень даже может быть. Я вообще, очевидно, далек от идеалов, но, знаешь ли, я не строю из себя черт знает что. Не смотрю на людей как на пустое место. Не…

   Закончить ему не удалось, поскольку Домрачеев вдруг как-то странно дернул ногой, колесико – то самое, крутившееся под углом, – вдруг пронзительно скрежетнуло, и тележка с гулким клацаньем завалилась на бок.

   Эмма вздрогнула спиной, но прошла еще два шага и только потом обернулась.

   – Не волнуйтесь, – сказал ей Миша. – Идите к остальным, мы сейчас починим и догоним.

   Дорога здесь снова поворачивала, и уже видны были край озера, люди с ависами, а вдали – величественные силуэты домодрев.

   – Вы точно сами справитесь?

   – Точно. Идите, Эмма Николаевна, займите пока Отца беседой. Иначе академик, увлекшись, может наговорить лишнего…

   – Ну, – сказала она равнодушным тоном, – это бывает со всеми нами.

   И ушла.

   – Вот черт. – Миша присел и поднял тележку. – Не рассчитал. Похоже, дальше придется тащить на себе… вечером разберу, попытаюсь починить.

   – Да ладно, давай я попробую… Стой, в каком смысле «не рассчитал»? – насторожился Павлыш.

   – Слушай-ка, Слава, – тихо сказал Домрачеев, – брось ты это, а?

   – Что «это»? Без тележки мы далеко не…

   – Ты же ее изводишь своими шуточками. Оставь человека в покое. Я-то думал, после «Антея» ты… повзрослел, что ли. Неужели не понимаешь, как ей тяжело сейчас?

   – «Тяжело»?! Да по-моему, для нее это нечто вроде развлечения! Она ведь других людей ни в грош не ставит, Домрачеев! Разве что тебя, да и то…

   – Меня? – со странным выражением переспросил Миша. – Это ты что-то перегрелся на солнце, не иначе. В общем, Павлыш, по-человечески прошу: не надо. И так нам хватает о чем переживать, согласись.

   Он повертел в руках колесико, встал.

   – Я ведь понимаю, – добавил негромко. – Это ж видно, Слав. Но тут ничего не зависит ни от тебя, ни от меня. Ни даже от нее, если задуматься. Что мы, два взрослых мужика, будем впадать в уныние из-за… ерунда какая! Да?

   – Не будем, конечно, – промямлил Павлыш. Он чувствовал, как наливаются красным уши, как багровеют щеки. – Давно ты знал? А остальные?..

   – А плевать на остальных, – с наигранной бравадой заявил Домрачеев. – Нам что надо, Павлыш? Выйти с честью из испытания. Даже из двух, если точнее. Вот и сосредоточимся, соберем в кулак силу воли.

   – Из трех, – мрачно поправил его Павлыш. – Подарочек, я так думаю, нам придется тащить на собственном горбу.

   Домрачеев хмыкнул, сунул колесо в карман куртки и ухватился за верхнюю коробку:

   – Поберегись!

   Он рывком вскинул ее, крякнул, подмигнул Павлышу:

   – Твоя – вторая. А тележку на обратном пути заберем, вряд ли на нее кто-нибудь позарится.

   Миша двинулся к озеру, насвистывая бодренький, знакомый Павлышу мотивчик.

   – «Выйти с честью из испытания», – сказал себе Павлыш. – Это мы, конечно… завсегда.

   Вдруг он заметил, как совсем рядом, в двух шагах от дороги, стоит призрак: приземистая тень о семи-восьми ногах, с чем-то вроде павлиньего хвоста прямо по центру туловища.

   – Интересно, – пробормотал Павлыш, – а сколько испытаний нужно было пройти вам? И на котором вы сломались?

   Призрак стоял и смотрел, если, конечно, у него были глаза. Павлыш подхватил коробку и поспешил вслед за Мишей. Так и подмывало оглянуться, проверить, не пропал ли призрак, но Павлыш оглядываться не стал.

   Еще на подходах к озеру он услышал два голоса: академик Окунь читал очередную лекцию о планете Земля, коробок-переводчик – перетолмачивал ее на птичий. Ависы устроились на все той же своей коряге, а люди – прямо на траве.

   Ну, кроме тех двух представителей вида Homo sapiens, которые сейчас крались к дальнему берегу.

   – А ну-ка стой! – скомандовал Павлыш. – Ко мне – шагом марш!

   Урванцы подошли, с видом беззаботным и невинным.

   Павлыш поставил коробку на землю и погрозил им пальцем, чувствуя себя тем еще занудой.

   – Вы, конечно, убедились в том, что вместе с ависами сюда не прибыли ни хищники, ни ядовитые твари, но это ведь не повод, юноши. Хоть из вежливости посидели бы, Федор Мелентьевич, сами знаете, переживает, если его не слушают.

   – А толку? – спросил хмурый Эдгар. – Мы ж половину того, о чем он рассказывает, еще в садике выучили. А вторую поймем не раньше, чем окончим институт.

   – И вообще, – добавил Коля, – Федор Мелентьич нам разрешил.

   – Ависы опять волнуются?

   – Как обычно. – Коля рассеянно почесал сбитую коленку. – Знаете, дядь Слава, по-моему, мы их пугаем.

   – Это даже обидно, – сказал Эдгар. – Мы ж ничего никому из них не сделали. Шизанутые они какие-то. Даже на папу шипели, когда он попытался вопрос задать.

   – Ну, на папу – это, по-моему, они не от страха.

   – Как так? – уточнил Павлыш.

   – Вот когда мы рядом, они нервничают: с ноги на ногу переступают, крыльями дергают, пальцы поджимают. Чего я рассказываю, вы ж сами тыщу раз видели. А папа сегодня уточнил насчет их семей, мол, правда ли, что главой может быть мужчина, а женщина – никогда. Так Отец этот зашипел, как будто бешеный, и остальные – Изгибатель, Хранитель смыслов, Растяпа – тоже словно ошалели все.