Искушение чародея(сборник)

   Эмма поджала губы и кивнула, и они все втроем двинулись вслед за Изгибателем к одному из домодрев.

   Почва здесь была рыхлая, повсюду тянулись к солнцу разного рода растеньица, в том числе – похожие на перьекнижки. Авис кружил над тележкой, время от времени давал отрывистые советы, которые коробок-переводчик старательно перетолмачивал.

   – Это ничего, что мы вот так… прямо по росткам? – уточнил Павлыш.

   – Нет значения. Сиюминутное, воспроизводимое. Подарок важнее, главнее, имеет смысл.

   Дерево было громадным, значительно крупнее любой секвойи. Вдоль ствола тянулись ребра-распорки, нечто вроде контрфорсов в древних соборах. Черную, блестящую кору испещряли разноцветные вкрапления. Приглядевшись, Павлыш понял, что это мох, но какой-то особый; в нем устраивали себе гнезда плоские, алые твари, похожие на смесь муравьев и скорпионов. Твари эти сновали по коре, в лапах тащили некие коконы, а также пестрые обломки скорлупы, фрагменты перьев, листья…

   Нижние, самые крупные ветки росли на высоте двух-трех метров – и были такой ширины, что Павлыш при желании легко мог бы сплясать там джигу или лезгинку. Впрочем, меньше всего в эти дни ему хотелось плясать.

   То и дело поглядывая наверх, они с Мишкой и Борисом сгрузили-таки проклятущую клепсидру. Корпус ее был оформлен под средневековую китайскую мебель, и все эти прыгающие тигры, драконы с мордами мопсов и пьяные будды смотрелись под деревом неожиданно уместно.

   – Благодарю. – Изгибатель устроился на нижней ветке, энергично кивнул раза три-четыре. – Потрясающе, что вы придерживаетесь старинных, запретных, опасных традиций. Даже при том, что сами живете вопреки обычаю, установлению, природе.

   Борис развел руками:

   – Согласитесь, было бы странно, если б мы жили на деревьях.

   Авис моргнул несколько раз и вдруг зашипел, раздувая горло. Тотчас откуда-то сверху по стволу метнулись три узкие, верткие тени. Они были похожи на тощих гекконов, только со странно выгнутыми передними лапами. Гекконы добрались до нижней ветки, на которой сидел Изгибатель, и уставились на людей; один разинул ороговевшие челюсти и стремительно облизнулся.

   Шипение Изгибателя оборвалось – будто, подумал Павлыш, кто-то вырубил испорченный радиоприемник.

   – Мы, пожалуй, пойдем, – сказал Слава. – Нас остальные заждались.

   – Да, – торопливо ответил авис. – Вам лучше вернуться к озеру и своей Матери.

   Гекконы повернулись к нему и смотрели, удивленно мигая, затем разбежались в разные стороны, потеряв всякий интерес к происходящему.

   – «К Матери»… – протянул Павлыш. Он шел чуть позади, то и дело оглядываясь на домодрева. – Ишь. Подумать только.

   – Вот даже не думай, – отрезал Домрачеев. – Это недоразумение, не превращай… черт знает во что.

   Борис обернулся и посмотрел на них почти с жалостью:

   – Это все, что вы заметили?

   – Ну, он болезненно отреагировал на ваше предположение насчет деревьев. – Павлыш почесал переносицу, чихнул. – С другой стороны, посмотрите, они даже для переговоров нашли где-то эту корягу, земля для них – то ли табу, то ли…

   – Да перестань, просто некомфортная среда. – Домрачеев кивнул на берег озера, где люди и ависы продолжали о чем-то беседовать. Заскучавшие Эдгар и Николай тем временем отошли в сторонку и собирались поплавать. – Вот как если бы мы вели переговоры с рыбами и предпочитали делать это из субмарин. Хотя плавать-то мы можем, да?

   – Детеныши, – сказал Борис. – Это были их детеныши, разве не очевидно?

   – О! – Павлыш остановился и шлепнул себя ладонью по лбу. – О!.. Но, – оживился он, – тогда может быть так, что земля – это территория ювенильных особей… Нет, не сходится. Они же явно ведут древесный образ жизни, просто еще не летают.

   – Как сразу заговорил, – хмыкнул Домрачеев. – «Ювенильные особи», «образ жизни»… Ты другое скажи: почему это вдруг мы живем вопреки обычаю?

   – Ну, это просто: у них-то явный патриархат, а мы, по их мнению, погрязли в матриархате. И деревья здесь совершенно ни при чем.

   – Хоть это вы поняли, – кивнул Борис. – Я, правда, надеялся, что он мне возразит и объяснит, о каком именно обычае говорил. Но версия насчет матриархата… пусть, как рабочая вполне сгодится.

   Между тем Эдгар с Николаем уже плавали наперегонки, распугивая уток. Ависы следили за всем этим, нервически переступая с ноги на ногу.

   – А что насчет «старинных, опасных традиций»?

   – Матриархат, – мрачно произнес Павлыш. – Старинная, опасная и запретная традиция, Миша.

   Обмен подарками продолжился на следующий день – и пошел по нарастающей. Ависы презентовали в деревянном горшочке с затычкой несколько десятков тех самых тварей, что жили в пучках мха на домодреве. Оказалось, муравионы, как окрестил их Эдгар, мало пригодны для людей. Они утилизировали продукты жизнедеятельности ависов, причем в колонии было несколько типов особей, и каждый специализировался на чем-то одном. Павлыш стал подкармливать муравионов картофельной кожурой, банановыми шкурками и прочим мусором и заявил, что через несколько поколений, возможно, колония мутирует.