Искушение для ректора

— Нет, Катя. Я хочу показать тебе, как много ты значишь для меня. Чтобы воспоминаний тебе хватило на все пять месяцев.

Она вскочила с постели, но я затащил ее назад.

Она боролась со мной, но мне было все равно. Это наша последняя ночь, и если мы не проведем ее вместе, то оба будем жалеть об этом.

Поэтому я поцеловал ее, просунул руку между ног и убедился, что она готова принять меня. Катя больше не сопротивлялась, растворяясь в моих руках.

Без слов ее губы признались в страхе перед расставанием.

С каждым движением члена и поползновением языка мы переходили от гнева к преданности, от безрассудства к обожанию. Мы трахались, пока больше не могли пошевелиться.

Через несколько часов я лежал в поту и смотрел в потолок. Если бы обстоятельства сложились по-другому, я бы не позволил ей лечь спать расстроенной, но я тщательно спланировал свои действия. Мне просто нужно было время.

Я осторожно выскользнул из постели, не разбудив ее, и закрыл дверь на пути к выходу.

На кухне я позвонил единственному оставшемуся другу.

— Уже поздно, — сказал Алекс в знак приветствия.

— Слишком поздно для разговора со мной?

— Хм, — по телефону раздался шорох. — Звучит серьезно. Я слушаю.

Я во всем признался. Мне не было жаль. Я не раскаивался и не стыдился временем, проведенным со Снежиной.

Я сказал ему, что мы стали близки.

— Надеюсь, ты не стал ей сразу показывать весь свой арсенал умений?

— У меня нет желания причинить ей боль. Я слишком ее обожаю.

— Это что-то новенькое.

— Завтра я возвращаюсь в школу и прекращаю с ней отношения. Но ты, пожалуйста, присмотри за ней и привези через сутки в академию. Я не могу оставить ее одну. Мало ли, что ей взбредет в голову.

— Ты ее любишь? — в его голосе прозвучало удивление.

Он не верил, что я способен на это. В свое время я был королем боли и женских страданий.

До Снежиной.

Как я мог не полюбить ее? Это просто нереально.

— Да. Я люблю ее со всем тем дерьмом, что есть во мне. Но буду держать ее подальше от этой грязи.

ГЛАВА 16

ЕКАТЕРИНА

Я ощущала его даже во сне. Я чувствовала его дыхание в ложбинке между шеей и плечом. Я чувствовал его губы в лучах теплого солнечного света на моем лице.

Затем я почувствовала, как он отрывается от меня и уходит.

Грызущий холод тут же остудил тело. Бежать за ним?

Нет. Он принял мое решение, а я отпустила его без слез, без криков и просьб остаться.

Я была так зла на него прошлой ночью, но утром уже не чувствовала ничего, кроме привычного одиночества и горя от потери.

Он поступал правильно. Благородно. Защищал меня. Но от этого менее больнее не становилось. Ни мне, ни ему.

Поэтому, когда он тихо и нежно поцеловал меня на прощание, я замерла и притворилась, что сплю. Я осталась в постели, когда он выскользнул из комнаты. Я не издала ни звука, пока не закрылась входная дверь и не стих шум его машины.

Острый колючий воздух входил и выходил из моих легких быстро и тяжело, боль собиралась и нарастала в груди, пока я не разревелась. Горько и безутешно.

Я стала зависеть от него и нуждаться в нем так, как никогда не нуждалась ни в ком другом.

У меня оставалось еще пять месяцев. Он снова станет преподавателем. И я буду его студенткой и невестой Тимура.

Шереметьев сказал доверять ему, и мне ничего не оставалось.

Был уже вечер, когда я обнаружила, что сижу у окна и скучаю по нему все больше.

Как я собиралась видеть его каждый день и не трогать? Как я смогу смотреть ему в глаза и не целовать его? Как я буду спать без него?

Единственное утешение, что буду проводить с ним каждый день, пока не закончу учебу. У нас еще есть время. У меня тоже оно есть, чтобы найти способ убежать от планов родителей.

Тишину вечера нарушил звук приближающейся машины.

Мое сердце забилось в горле, когда я бросилась к окну. Неужели он решил вернуться?

Черный знакомый автомобиль появился на дороге среди деревьев.

Я узнал марку и модель. Это наша машина, на которой меня привезли в академию.

Кровь стучала, руки заледенели.

Но что наша машина делает возле дома Шереметьева?

Неужели родители узнали? Но как? Кто мог им сказать? Не Игорь же позвонил и признался, что лишил их дочь девственности, потому расторгайте помолвку. Нет! Семья на это не пойдет. А вот мне влетит по самое не балуйся!

Первым побуждением было бежать. Скрыться. Только по свежевыпавшему снегу не скрыть следов.

Кто приехал? Мама? Или отец? С мамой я бы еще смогла договориться, а вот с папой нет.

Понятно только одно. Они заберут меня. Не будет никаких пяти месяцев, никаких встреч и тайных поцелуев. Не будет больше ничего!

А может я могу спрятаться и притвориться, что здесь никого нет?

Моя голова чуть не взорвалась от мыслей, когда открылась водительская дверь. Сердце остановилось. Из машины выбрался Степан. Потянулся, оглядываясь вокруг.

Какого хрена он здесь делает? Он один? Как он нашел дорогу в этот дом?

Степан подошел к двери и постучал.

— Катя! Я знаю, что ты там. Открой, или я войду сам.

Вот дерьмо.

Я закрыла глаза. Глубоко вздохнула. Затем пересекла комнату и открыла дверь. Сейчас я все из него вытрясу. И уж точно никуда с ним не поеду!