Искушение герцогини

– Почему? – Дэмиен невозмутимо расположился на сиденье напротив брата. – Теряешь навык? Прекрасная Ребекка больше тобой не интересуется? Могу поклясться, после того нежного поцелуя…

– Ты следил за нами? – перебил Роберт, внезапно рассердившись.

– Не нарочно, угрюмый глупец. Я стоял у дома в темноте, а вы были в освещенной комнате. Даже сквозь шторы было видно, что происходит. Не говоря уж о выражении ее лица, когда она вышла ко мне, и я проводил ее в дом. Эту мечтательную улыбку ни с чем не спутаешь.

– Ты делаешь все, чтобы заставить меня чувствовать себя виноватым. – Роберт беспокойно поерзал на сиденье. – Ничего не выйдет.

– Напротив, это уже сработало. Боже, Роберт, почему ты такой непонятливый? Все бросались в твой объятия, стоило тебе только пальцем поманить, а тут тебе раз в жизни придется постараться, чтобы добиться своего. Не понимаю, что тут такого ужасного. Прекрасная леди уже завоевана. Тебе лишь остается убедить ее родителей в честности своих намерений.

– Так это все? – передразнил Роберт. – Нескрываемая уверенность леди Марстон в отсутствий у меня всякой нравственности представляет большую проблему. Она не могла яснее дать мне понять, что я негодяй, не заслуживающий руки ее дочери.

– И что с того? Тебе придется постараться. Разве прелестная Ребекка этого не достойна?

– Тебе легко давать советы, не будучи на моем месте. – Роберт испытывал двойственное чувство: негодование, смешанное с чем-то новым, неизведанным. И он боялся размышлять об этом. – Слушай, Дэмиен, ее мысли, желания и то, что я на самом деле собой представляю, – это совершенно разные вещи, – наконец сказал он. – В одном ты прав. Женщины любят повесу Роберта Нортфилда. Но моя истинная сущность их не интересует. Я люблю музыку. Я люблю проводить вечера дома в одиночестве. Я обожаю свою бабушку и захожу к друзьям моего отца просто потому, что они мне нравятся. Скорее всего, Ребекка видит лишь ту часть меня, которая представлена в обществе. Мне не очень по душе такой Роберт Нортфилд, но женщины его любят.

– Значит, ты опасаешься, будто она увлечена лишь повесой, а не тобой настоящим?

Роберт совершенно растерялся. Прежде ему никогда не приходилось разбираться в своих чувствах, когда впереди маячила перспектива чего-то постоянного.

– Не знаю.

– Прошу тебя, ты должен отдать ей должное: она намного более проницательна. Она вполне способна отделить человека, играющего на виолончели так, как играют гениальные музыканты, от распутника, который лишь время от времени проявляет крупицы чувствительности.

У Дэмиена все выходило так просто, когда на самом деле все обстояло наоборот. Роберт приподнял бровь и с циничным видом переспросил:

– Крупицы?

– Я сказал «время от времени», – терпеливо повторил Дэмиен, ничуть не смутившись от резкого тона брата. – Откровенно говоря, из нас троих самый чувствительный – это ты. Колтон ищет успокоения в работе, я нахожу его в войне и тайных заговорах, а ты – в объятиях прекрасных женщин. Я не хочу притворяться философом, но, по крайней мере, ты выбрал удовольствие и человеческое общение. Ну же, братец, пожалуйста, объясни мне, почему ты не можешь влюбиться в столь же чувствительную молодую женщину и обрести счастье в ее объятиях? Ясно ведь, что смена любовниц не пошла тебе на пользу.

– С чего ты это взял? – Роберт, сам того не замечая, повысил голос. – У меня нет ни малейшего желания менять свои привычки.

– А как же дальнейшая жизнь? Как же дети? Я всегда знал, ты станешь замечательным отцом. Дети обычно тянутся к людям с таким характером, как у тебя. Ты любишь спорт, и я так и вижу, как ты носишься с сыновьями по лужайке или подбрасываешь на руках дочерей. А с твоей сентиментальной натурой…

– Господи, Дэмиен, ты замолчишь или нет? – Голос Роберта стал хриплым, и он вдруг увидел себя держащим на руках смеющуюся девчушку с темными кудрями и глазами цвета южного моря. Подобная картина никогда не приходила ему в голову, и он почти потерял дар речи от внезапно охвативших его чувств.

– Я замолчу, если ты честно ответишь мне на один вопрос.

Все, что угодно, лишь бы он замолчал. Роберт нехотя кивнул.

Дэмиен откинулся на тугие подушки и пристально взглянул в лицо брату:

– Ты способен причинить ей боль? Поверь мне, это случится, если ты просто так уйдешь после того поцелуя.

Раздосадованный, Роберт с трудом выдавил:

– Я не собираюсь никому причинять боль.

– Отлично, тогда не делай этого, – мягко добавил Дэмиен.

Молчание становилось все более гнетущим. Ребекка пристально рассматривала вазу на столике, расписанную в греческом стиле, и ее ладони стали влажными. Взгляд матери был одновременно суровым и задумчивым.

Наконец леди Марстон нарушила тишину и сухо спросила:

– Могу я узнать, что это было?

Ребекка перевела взгляд на непреклонное лицо матери:

– О чем ты?

– Не могу поверить, но мне кажется, Роберт Нортфилд только что нанес тебе визит. Насколько мне известно, это он прислал тебе великолепные тюльпаны, которые, должно быть, стоил и целое состояние, иначе, где бы в это время года можно их достать?