Искушение и разгром

– Ну я же сказал, я поеду.

– Ты сказал, но ты сказал это с таким лицом, что… Ты не видел себя, когда это говорил. Хотелось все бросить и удавиться.

– Знаешь, это напоминает мою маму. В детстве она заставляла меня заниматься музыкой. Я был послушным сыном, я подчинялся. Но ей этого было мало, ей еще нужно было, чтобы я делал это со счастливым лицом. И когда это не получалось, она страшно обижалась и требовала клятв, что я делаю это с удовольствием.

– Я не прошу у тебя клятв. Я просто хочу, чтоб ты иногда чувствовал, что у тебя есть семья. И знаешь, я сама хотела бы это чувствовать.

– Послушай, ну в чем я виноват? И с этой дачей… Я что, не даю на нее деньги?

– Да, ты даешь деньги. И ты делаешь мне подарки. И мне это приятно, и я это ценю. Но семья – это другое. Это когда люди все делают вместе.

– Мы тоже кое-что делаем вместе…

– По-моему, это единственное, что мы делаем вместе. И это единственное, ради чего ты обо мне вспоминаешь.

– Лучше не вспоминать?

– Не передергивай, не надо так говорить. Просто мне обидно, что я тебе нужна только для этого. И мне хотелось бы чувствовать твою ласку и внимание не только в постели.

– Доживем до пенсии, почувствуешь.

– Я не шучу.

– Я тоже. Я не понимаю, где же еще можно чувствовать ласку и внимание.

– Вот очень жаль, что ты этого не понимаешь.

– Ну понятно. Ласка и внимание – это вскопать пять соток огорода. После этого, очевидно, секс будет особенно волнующим.

– Это бесполезный разговор.

– Я вижу.

Сергей тоскливо посмотрел в окно.

– Слушай, а может, нанять кого-нибудь? Любые деньги плачу.

– Ты что, батраков хочешь найти? Ну попробуй. Я не знаю, где их взять можно.

– А может, Сереженьку нанять, раз такое дело? Ему, наверно, все равно, куда перегной таскать.

– Между прочим, Сергей Петрович очень хороший человек. И всегда помогает.

– Ну вот, пусть он это и сделает. И со счастливым выражением лица. Как раз как ты хотела.

– Это не я хотела. Это хотела твоя мама, когда ты занимался музыкой. Ты это сам только что говорил. Ты что, не помнишь?

– А… – Сергей махнул рукой. – Один хрен – бабье…

Жена, неожиданно прыснув, потянулась к нему.

– Я с тобой повешусь когда-нибудь…

Сергей привычно обнял ее.

– Так, значит, в воскресенье ты поедешь?

– Поеду, я же сказал.

– Ну хорошо. Только веди себя прилично с соседями. С Евгением Дмитриевичем особенно. А то он с прошлого раза меня все расспрашивает, когда ты наконец приедешь. Все насчет удобрений с тобой посоветоваться норовит.

Сергей усмехнулся. В последний свой приезд прошлым летом, осатанев от окружающей обстановки, он, зайдя вместе с женой с визитом вежливости к соседям, пожилой супружеской чете, стал изображать из себя знатока и любителя сельского хозяйства, разразившись за столом монологом о проращивании семян и прореживании рассады, почерпнутым из случайно увиденной накануне телевизионной передачи. Выйдя затем с хозяевами в сад, он долго мял между пальцами комочки земли и рассуждал о семенах и подвязывании кустарника, произведя сильнейшее впечатление на ничего не подозревающих старичков и игнорируя негодующие жесты жены, втихую дергавшей его за штаны.

Почувствовав, что жена смягчилась, он подтолкнул ее к кровати. Она не противилась. Женский организм устроен замысловато, но если один раз в нем разобраться, более он не дает осечек. Привычно пройдя по проторенному пути, он дождался, пока она дважды кончила, кончил сам, поцеловал ее и, перемолвившись несколькими ласковыми словами и пожелав ей спокойной ночи, отвернулся к стенке. Они спали врозь, каждый под своим одеялом. Спать в обнимку она не любила.

4

Следующее утро выдалось хмурым. Дочка убежала во двор к подружкам, жена, попив кофе, затеяла «уборку», вечный процесс, никогда не приводящий к результату. Сергей, которого в периоды смутного состояния духа всегда тянуло на эпическую поэзию, сидел на захламленном балконе на старых ящиках, листая «Песнь о Роланде» и поглядывая в серое небо, когда раздался телефонный звонок. Перебравшись через устроенную женой баррикаду из сдвинутых кресел, журнального столика и гладильной доски, Сергей дотянулся до аппарата.

– Алло.

– Приветствую тебя максимально.

Сергей удивленно опустился на подлокотник кресла. Это был Николай, один из самых старых его друзей и, в сущности, один из двух друзей, которые у него реально были. Человек абсолютно самодостаточный и крайне редко звонивший Сергею, как, впрочем, и кому бы то ни было еще, он был для Сергея одним из тех людей, чье присутствие ощущается скорее незримо, чем в реальности, и с неизвестным, но легко угадываемым мнением которого и взглядом на вещи невольно и привычно сверяешь свои мысли и поступки. Последние годы они виделись редко, от силы раз в полгода, при этом, впрочем, раз в два-три месяца разговаривая по телефону, каждый раз по несколько часов, к негодованию соседки Сергея по лестничной клетке, с которой он имел спаренный номер. При этом звонил всегда Сергей, такой порядок установился годами, и, чем бы ни был вызван звонок Николая, это было своего рода сюрпризом.

– Извини, что беспокою тебя в такой ранний час. Я тебя ни от чего не отвлек?