Искушение и разгром

Сергей, заинтригованный, опустился в кресло.

– Да как тебе сказать… В общем, нет. Я тут как раз читал про гибель Оливье.

– Оливье? Ах да, понимаю. Что делать, теряем лучших людей. Но, ты знаешь, кажется, я отчасти развею твою печаль.

– Ты что, досочинил другой конец?

– Гм, ну нет. До такого я еще не дошел. Как любили говаривать в старину политобозреватели, переписать историю не удастся никому, хотя сами частенько этим и занимались. Оливье и Роланд спят вечным сном на дне Ронсевальского ущелья, и отрицать этот факт не смеет даже Европейская комиссия по правам человека. Но, кажется, луч света блеснул с другой стороны. Мне тут принесла благую весть одна из моих подчиненных на работе. Она тут на днях была на книжной ярмарке в «Олимпийском». Так вот, невероятно, но факт. Кажется, вышел третий том Дельбрюка.

Сергей убежденно покрутил головой:

– Этого не может быть. И знаешь почему? Потому что этого не может быть никогда.

– То же и я ей сказал, но встретил решительное несогласие. Она мои сомнения отвергла с порога. Даже не знаю, что подумать. Конечно, она далека от подобных увлечений, ездит туда за совершенно другими книгами и вполне могла принять за Дельбрюка какого-нибудь Дельвига или Делакруа, но тем не менее она решительно утверждает, что это был именно он.

– Ну да, и аргументирует это тем, что на обложке была изображена женщина с обнаженной грудью и со знаменем.

– Да нет, ты знаешь, она и обложку описывает довольно похоже. Я, в принципе, давно просил ее это отслеживать, раз уж она там бывает. Одним словом, имеется свидетельство, и, по-моему, мы не имеем права его игнорировать. Да и то сказать, пора, давно пора.

– Предлагаешь съездить?

– Как тебе сказать… Я думаю, если мы не используем этого шанса, история нам этого не простит.

Сергей усмехнулся. Ганс Дельбрюк, автор «Истории военного искусства в рамках политической истории», один раз был издан в России в тридцатые годы ограниченным тиражом, однако с тех пор стал неслыханной библиографической редкостью. В молодости участник франко-прусской войны, обладавший ясным, спокойным умом и редкой для историка способностью писать только о самом главном, он рассматривал войну с точки зрения жизненной логики и здравого смысла, въедливо отделяя в источниках историческую суть от литературных наслоений и создавая порой столь убедительные реконструкции труднообъяснимых событий, что против них просто нечего было возразить. Еще в студенческие годы Сергей единственный раз в жизни держал в руках четвертый том старого семитомного издания Дельбрюка, там же, в магазине прочитав главу, посвященную тактике швейцарской пехоты. Он не купил тогда эту книгу не столько из-за непомерной цены, которую, в принципе, мог бы одолеть, сколько из-за ясного сознания невозможности когда-либо собрать остальные шесть томов и нежелания впоследствии скрежетать зубами от обиды, воображая, что могло в них содержаться. Больше всего его тогда поразила въедливая дотошность анализа и изложения. Дело происходило в те приснопамятные годы, когда единственным источником информации для интересующихся были приветливые восьмисотстраничные кирпичи под названиями «История войн и военного искусства», где Наполеон появлялся уже на двадцатой странице, а из оставшегося объема пятьдесят страниц отводилось Гражданской войне и семьсот – Великой Отечественной, причем страницы пестрели номерами корпусов и дивизий без малейшей попытки хоть что-либо внятно объяснить. Первый том нового издания Дельбрюка вышел три года назад, второй – год спустя, однако впоследствии на ярмарке в «Олимпийском» продавцы на лотках на вопросы о третьем томе в течение двух лет неизменно отвечали: «В следующем месяце должен выйти», наводя Сергея с Николаем на мысль, что издательство просто прогорело. Новейшая информация Николая давала новую надежду, хотя и слабую. Попробовать, впрочем, стоило. Прерывая затянувшееся молчание в трубке, Сергей вздохнул.

– Ну что ж, в любом случае потомки нас поймут, а история нас оправдает. Давай съездим.

Договорившись встретиться у метро на проспекте Мира, они повесили трубки. Жена, заставшая окончание разговора, расстелила в комнате половичок.

– Куда поедешь?

– В «Олимпийский». Вышел третий том Дельбрюка.

Жена уверенно покачала головой:

– Этого не может быть. – Она была в курсе дела.

– И тем не менее.

– Ну-ну. С Николаем?

– С кем же еще. Нас, таких психов, в Москве всего двое. Если б издательство догадалось выпустить эту книгу тиражом в два экземпляра, план по реализации был бы выполнен гарантированно. Тираж просто смели бы с прилавков.

Жена при воспоминании о Николае на секунду задумалось, придя в своих размышлениях к тому единственному вопросу, который она могла задать:

– Он еще не женился?

– Нет. Он дал зарок – пока не выйдут все семь томов, об этом не может быть даже разговора.

– Мужчинам лишь бы повод найти.

– Тем не менее. Если третий том действительно вышел, можешь считать его наполовину помолвленным.

– «Наполовину помолвленным», это неплохо звучит.

– Ему бы тоже понравилось.