Искушение на Фиджи

Надо объясниться с Ливией. В какие бы заблуждения она ни поверила, ему придется развеять их. С тех пор как она ушла от него, его мир вернулся к прежнему упорядоченному спокойствию. Его время и внимание было там, где оно должно было быть – в науке и бизнесе. Его разум освободился от беспорядка. О глупых ошибках в работе пришлось забыть. Совсем скоро ему придется забыть и о Ливии. Все будет так, как должно быть.

– Я такой, какой я есть, – произнес Массимо. – Я всегда отличался от остальных членов моей семьи. – Ему сильнее захотелось выпить бурбона. – Им было все равно, что их одежда изнашивается и трещит по швам и у них нет денег, но мне было не все равно. Они думают, любовь может все исправить, но на самом деле все исправить может только тяжелая работа. Я люблю их по‑своему, но я ни разу не чувствовал к ним близость, и она никогда не была мне нужна. Я не собирался быть богачом, но хотел стать достаточно обеспеченным человеком, чтобы ни в чем себе не отказывать.

Ливия тут же спросила:

– Ты любишь их по‑своему? Это говорит о том, что ты испытываешь к ним любовь не только на химическом уровне.

Он прищурился, глядя на нее:

– Ты искажаешь мои слова в свою пользу.

– Нет, я просто указываю на твое лицемерие. Ты отлично знаешь, что любовь, как бы она ни возникла, реальна, но используешь науку как оправдание, чтобы отрицать реальность наших с тобой отношений. У меня никогда не было дырявой обуви или одежды, но, если бы у меня был выбор, я бы предпочла бедность, а не то детство, которое у меня было. Мой отец всегда был щедрым и давал мне все, о чем я просила, но я его ужасно боялась.

Его глаза оттенка карамели заблестели, и в душе Ливии затеплилась надежда.

– Всякий раз, когда он обнимал меня, я чувствовала, как его пистолет в кармане утыкается мне в грудь. Когда его убили, я расстроилась, потому что он был моим отцом. Но я никогда не горевала о нем так, как остальная часть моей семьи, потому что считала его чудаком из моего раннего детства. Моя мать почти мной не занималась. Когда она появлялась дома, то была либо пьяной, либо под дозой. Я практически вырастила Джанлуку: именно я отводила его в школу каждый день, помогала ему с домашним заданием и следила, чтобы он ел горячую пищу на ужин.

Твои родители – порядочные, законопослушные, любящие люди. – Если бы пришлось, она бы боролась за его семью. Но это была не просто борьба за себя или за Бриаторе. Она пыталась пробиться к Массимо. Ей хотелось, чтобы он очнулся и увидел радость любви и семьи, которую отрицал. Она встала, взяла саронг и прибавила: – Они могли бы работать дольше или устроиться на дополнительную работу, чтобы дать тебе все, что ты хотел. Но они предпочли быть рядом с тобой всегда. Жаль, что ты не понимаешь, как это ценно.

– По‑твоему, детство любого человека, в отличие от твоего, можно считать бесценным.

– Может быть, – ответила она и надела саронг. – Но мы говорим о наших семьях. Ты сильно отличаешься от своих родственников, но ты все равно на них похож. Ты щедрый человек. Но твоя щедрость материальна, а их – душевна.

Он сжал пальцы в кулак, не сводя с Ливии взгляда:

– Я не могу «отменить» свое детство только потому, что у тебя оно, по твоей скользкой шкале, было намного хуже. Мое детство сформировало меня. Оно научило меня: все, чего я хочу получить, я должен заработать сам. Да, мои родители любили меня, но их любовь не избавила нас от бедности. Возможно, ты права. Я одержим контролем. Но все, чего достиг, я достиг собственными усилиями. Наука основана на логике и реализме. Занимаясь ею, я чувствую себя в своей стихии. И, приходя на работу, я должен думать только о ней. Мои мысли должны быть в порядке.

Ей понадобилось время, чтобы понять смысл сказанного им.

– Ты хочешь сказать, что я устраиваю беспорядок в твоих мыслях?

Он не желал оправдываться.

– Ты меня отвлекала. Ты требовала моего внимания, когда мне нужно было сосредоточиться.

– Я просто требовала, чтобы ты уделял мне время. – Как ни старайся, она не могла скрыть нарастающего гнева. – С каких пор желание проводить время с мужем стало преступлением?

– Это моя точка зрения, – ответил он. – Я не могу максимально выкладываться на работе, если постоянно беспокоюсь о тебе. Мне нужно быть свободным, чтобы сосредоточиться на деле, а не поглядывать на часы и не волноваться о том, что тебе одиноко дома. И не думать, что мне пора ехать домой, потому что ты ждешь меня, а твой ужин остывает.

– Мой ужин не остывал бы, если бы ты предупреждал меня, что опаздываешь, – заметила она.

– Я никогда не опаздывал нарочно.

– А теперь ты снова противоречишь себе. Если бы это не было нарочно, ты бы об этом не беспокоился.

Внезапно громко зазвонил телефон Массимо. Он посмотрел на стол на веранде, а потом на Ливию.

Она стиснула зубы:

– Пожалуйста, не отвечай.

Но, конечно же, Массимо предпочел ответить на звонок. Ведь он может быть гораздо важнее Ливии и их брака.

Он ушел не оглядываясь.

Она с горечью подумала, что Массимо прервал бы их разговор, даже если бы телефонный звонок был не важным.