Искушение Революцией

Отличие России от других стран. Если в Западной Европе народ, стиснутый другими народами, достиг с течением времени некоего компромисса со своей властью, если на Востоке власть сумела подавить свой народ, также стиснутый другими народами, то в России отношения между народом и властью строились на иной основе.

Сила власти, ее тоталитарность была ограничена скоростью разбегания народа. И чем дальше расходились правительство и народ (правительство на северо-запад (Петербург), народ на юг и восток, в сторону прямо противоположную от правительства – лучший символ их отношений), тем быстрее совершенствовалась государственная машина, пока в конце концов в гонке правительственной и народной колонизации (черноземы, Новороссия, Поволжье и Заволжье, Сибирь) государство не взяло решительный верх.

Борьба за свою территорию (идейную), за свою клиентуру неизбежна, и так же, как в политике ближайшие соседи становятся самыми ярыми врагами, так и в борьбе идей причиной войны становится сходство.

«Дикое поле» – удивительная вещь: враг, которого нет, правильнее назвать – возможность врага, враждебная пустота, враг из-за нее, а вообще на границе никого нет, просто страшно выйти на открытое место, под чистое небо.

Русский коллективизм – от редкости населения, от отсутствия тесноты, от страха одиночества, от заброшенности среди бесконечных лесных пространств, когда каждый человек – благо.

История Советской России станет понятнее, если мы вспомним, что до последних дней в основе деятельности правящей партии лежала строжайшая конспирация – она так никогда и не вышла из подполья.

Россия – государство без права, может быть, поэтому историю России наиболее успешно изучала государственно-юридическая школа.

Русское самозванство – от огромности территории, от раздробленности, от отсутствия связи и верных известий: только вера и только слухи – ничего достоверного.

Не особая религия – православие – отделила Россию от Запада, а сами русские отделили себе религию, чтобы стать народом. При общей неразвитости жизни только религия могла выделить их из других и сделать народом.

Понятие греха необходимо для мировой справедливости.

Противнику всегда легче осуществить твою программу, он лучше видит ее силу и не связан с генезисом самой программы, с той массой всевозможных наслоений, которые нередко искажают ее существо. Кроме того, если она непопулярна, он всегда может рассчитывать на сочувствие не только своих союзников, но и на твое, тогда как проводи программу ты, она неизбежно столкнулась бы с его протестом.

Любая тема – это наст, который может выдержать только определенную нагрузку (интерпретаций, толкований, исследований). Когда нагрузка становится больше критической, это значит, что тема стала фактом идеологии, теперь и она сама, и ее решение проваливаются в иной мир, в иную плоскость, завися лишь от перипетий борьбы. Можно утверждать, что, если число исследований больше критического, выводы их почти наверняка неверны.

Рано или поздно перед любым народом, так же как и перед человеком, встает самый страшный вопрос: а зачем? Зачем было делать то, что мы делали?

Страна не может жить без цели и смысла, без самооправдания. Смысл истории твоего народа – это и есть божественная санкция на его существование.

Русская история одна из самых простых. Недаром представители всех течений русской историографии мирились в общих вопросах на концепции государственно-юридической школы, сформулированной практически целиком в небольшой статье Кавелина, и не без успеха сводили всю историю России к истории Русского государства, а теория Маркса, сводящая все развитие тоже к одному источнику – классовой борьбе, получила у нас такую популярность.

Можно сказать, что русские заворожены своей историей, ее повторяемостью, предсказуемостью, неотвратимостью, ее закономерностью (как и в марксистской истории).

Во время Смуты XVII века Россию спасло Поморье – единственный во многом эмансипированный от государства район страны, терпимый в таком качестве за фантастическую прибыльность. Север практически не требовал никаких расходов (все – оборона, администрация – базировались на самодеятельности) и давал значительную часть денежных доходов государства.

Задолго до революций 1905 и 1917 годов все знали, что будет революция, все знали, какая она будет. Тема Смуты была самой популярной в русской историографии, отсылка к Смуте, сопоставления со Смутой, терминология Смуты – все это встречается везде (газеты, публицистика, исторические труды). Более того, сознавало это и правительство и даже готовило тот класс, который в Смуту спас Россию. Столыпин пытался после революции 1905 года создать такого же северного мужика в Сибири, частного собственника, эмансипированного от бюрократии и от общины, и почти преуспел – Сибирь наряду с Доном и Северным Кавказом стала главной базой «белого» движения. Но здесь история России отошла от своего внешнего дублирования (революция победила), чтобы через двадцать лет перейти к дублированию внутреннему – что главное.