Искушение Революцией

ОПРИЧНИНА ИВАНА ГРОЗНОГО: ЧТО ЭТО ТАКОЕ?

Так сложилось, что начальным опытом копнуть вглубь обсуждаемые темы, стала работа об опричнине. В 84-м году я защитил диссертацию по дореволюционной историографии второй половины XVI – начала XVII вв., то есть как раз о времени, на которое пала и сама опричнина, и последовавшая за ней Смута. Я тогда лоб в лоб столкнулся с целой лавиной попыток понять смысл и назначение этого учреждения, причем число их, накал страстей не пошли на убыль и при большевиках. Взгляды историков, ученых с хорошей академической подготовкой, были до такой степени не совместимы, что ясно было, что здесь что-то не то. У каждой культуры есть свои проклятые вопросы – опричнина была безусловно из них.

Я не избежал общей участи. Однажды мне вдруг стало казаться, что вот-вот я нащупаю ответ, ухвачу, объясню ее суть. Соблазн был велик и, отложив прочие дела, я занялся собственно Грозным. В окончательном виде работа была готова через месяц, но включить ее в текст диссертации, срок защиты которой приближался, возможности не было, и я отдал ее в сборник трудов Московского историко-архивного института (МГИАИ).

Однако фарта у статьи не было: человек, который собирал и должен был редактировать очередной том, тяжело заболел, потерял портфель с материалами и из института ушел. О случившемся я, похоже, узнал последним, но горевал недолго. Все, связанное с историей, было уже другой, прошедшей жизнью. Кроме рукописного варианта, у меня на руках осталась лишь плохая с непропечатанными концами строк ксерокопия. Я сунул ее в ящик стола и забыл.

Прошло пять лет. К 89-му году Советский Союз ослаб до такой степени, что и подобные мне сделались «выездными». Мы с мамой, получив приглашение от друзей, готовились отбыть на месяц в Америку. В чемодан на всякий случай я положил и работу по опричнине. В то время в Штаты, в основном, уезжали, а не ездили, и среди поручений, которых набралось множество, была просьба Георгия Борисовича Федорова (для своих – Г.Б.) – замечательного археолога и человека, его и сейчас десятки людей вспоминают с великой нежностью. Просьба до крайности необременительная: если паче чаяния нас занесет в Бостон, передать привет Александру Некричу, которого я тоже, правда, шапочно знал.