Искушения наших дней. В защиту церковного единства

В примечании к изложению этих событий на с. 160 вместо ссылки  на источники мы находим следующий комментарий: «Иоанн, чрезвычайно щепетильный во всех делах, касающихся душеспасения, заносил имена всех казненных в специальные синодики… (выделено мною. — Г. К.). Имени святителя Филиппа в них нет. Нет по той простой причине, что никогда никакого приказа казнить митрополита царь не давал. Эта широко распространенная версия при ближайшем рассмотрении оказывается заурядной выдумкой, как, впрочем, и многие другие "свидетельства" о "зверствах" Грозного царя». Похоже, нам дают понять, что занесение в синодики им же казненных без суда и следствия людей мы должны воспринимать как еще одно доказательство его благочестия, а возможно, и казни были всего лишь способом спасти заблудшие души. Эта мысль уже высказана на с. 155: «Царь не желал казненным зла, прося у Церкви святых молитв об упокоении мятежных душ изменников и предателей». Он, можно сказать, избавил их от возможной измены и предательства и всех «преселял в Царство Небесное». Картина впечатляющая, но думается, что столь иезуитское оправдание казням неуместно в книге, которая претендует на «настоящую духовность вместо лукавой подделки». За словами о «делах душеспасения» невозможно скрыть сути предлагаемого объяснения.

За кого просил прощения царь Алексей Михайлович?

Что же касается формальной стороны дела, то отсутствие имени святителя Филиппа в сохранившихся синодиках, во–первых, не доказывает того, что его не было в несохравнившихся. А во–вторых, что же нам делать тогда с грамотой царя Алексея Михайловича? Ни он, ни составители жития и службы святителю Филиппу не сомневались в том, что он был умучен Малютой Скуратовым, и именно по приказу царя. В противном случае царь Алексей Михайлович не стал бы просить пред мощами святителя прощения своему предшественнику на престоле. Во всяком случае, если у кого–либо появились новые документы по этому делу, то следует дождаться соборного решения, которое бы изменило службу священномученику и объявило всему народу церковному, что все это было «заурядной выдумкой».

Расправившись с «версией» об убиении святителя Филиппа, авторы продолжают создавать образ благочестивого царя. На их пути остались теперь те, кто недвусмысленно обвинял царя в пролитии христианской крови, кто называл его мучителем и зверем. Таковыми были преподобный Арсений в Новгороде и блаженный Николай в Пскове. Называя новгородский разгром «расследованием» и оправдывая его тем, что Иван Грозный пошел на Новгород не только из–за предполагаемой измены, но и с целью истребить ересь жидовствующих, авторы пишут: «Царь оставался верен привычке поверять свои поступки советом людей, опытных в духовной жизни… он не раз посещал преподобного Арсения… без гнева выслушал обличения затворника и пощадил его монастырь, свободный от еретического духа». Во–первых, не приведены обличения преподобного Арсения, во–вторых, мы должны понимать дело так, что пятьсот казненных Иваном Грозным игуменов, иеромонахов и иеродиаконов были заражены этим самым еретическим духом, что им же были заражены все ограбленные царем церкви, что и подвергшийся немыслимому поруганию архиепископ Пимен тоже был жидовствующим. Но если это так, то в чем обличал Ивана Грозного не подверженный ереси преподобный Арсений (выдел, ред.), а затем столь же чистый от подозрений блаженный Николай? Или нам следует сомневаться во всех приводимых в житиях словах и событиях?

«Вынужденная» тирания?