Искушения наших дней. В защиту церковного единства

Что касается семи жен, то с ними вопрос решается очень просто. Делается это в разделе «Историография», где сказано, что «русские историки восприняли легенды и мифы о царствовании Иоанна Грозного так некритично, да и в фактической стороне вопроса не проявили должной осторожности». После этого читатель вправе ожидать, что появились какие–то новые данные и в фактической стороне будет проявлена осторожность. Как пример неосторожности приводится «заявление Карамзина» о числе погибших в Москве во время нашествия Девлет—Гирея в 1571 году, а именно — около 800 000 человек сгоревших и более 100 000 пленников. Это не «заявление Карамзина», а сведения, приведенные в летописях. Вот как комментируются эти цифры: «Эти утверждения не выдерживают никакой критики — по всей Москве не нашлось бы и половины "сгоревших", а число пленных Девлет—Гирея вызывает ассоциацию со Сталинградской операцией Великой Отечественной войны».

Цена «разоблачений»

Сразу после этого «разоблачения» делается заключение о сомнительности сообщения о семи женах, возможно, потому, что в том и в другом случае мы имеем дело с завышением числа, в первом случае — сгоревших и пленных, во втором — жен. Что касается завышения числа сгоревших и плененных, то Карамзин добросовестно  сообщает то, что написано в летописи. Историки хотя и выражают сомнения в этих цифрах, но не видят в них никакого злоумышления или следов русофобии. Они, не имея достоверных сведений о численности населения Москвы в 1571 году, полагают, что в Москве искали спасения жители ближних и дальних областей, а огромное число жертв объясняется именно пожаром.

Трудно уловить связь разоблачения некритичного Карамзина с последующим утверждением о сомнительности «седмибрачия». Приходится считать этот переход не совсем корректным приемом  для убеждения читателя с помощью доказательства по аналогии: раз Карамзин некритично подошел к сообщению летописи о числе погибших, то и сообщение о семи женах выглядит сомнительно. Замечу, что имена этих жен и даты заключения с ними браков известны и ни у кого не вызывают сомнения. Так, например, достоверно известно, что в 1572 году царь Иван Грозный просил разрешения на четвертый брак (см.: Митрополит Макарий. Т. 4(1). С. 173), в который он уже вступил самовольно. Архиереи, вопреки существующим правилам (за четвертый брак полагается проклятие), царю этот брак разрешили, но при этом наложили на него трехлетнюю епитимью — в храм не входить и не причащаться (выдел, ред.). «Благочестивый» царь нарушил епитимью через несколько месяцев, а четвертая жена была через два года насильно пострижена в монахини. На последующие браки разрешения не брал, но всех остальных жен насильно постригал в монахини (выдел, ред.). Последняя, седьмая жена его, Мария Федоровна, дочь окольничего Федора Нагого, вышла за царя в сентябре 1580 года, родила царевича Димитрия 19 октября 1583 года, быв царю уже «не угодною». Ровно через пять месяцев, 18 марта, царь умер. Что же касается «проявления должной осторожности», то такое может с любым историком случиться. Например, из книги в книгу целое столетие переходила история о том, как в 1550 году 17–летний Иван Грозный произносит покаянную речь к народу с Лобного места. Эта речь была найдена в Степенной книге, все считали ее подлинной, и только в начале XX века историк С.Ф. Платонов доказал, что это была вставка конца XVII века. Теперь эта «речь Грозного» вошла в учебники как пример подделки (см.: Черепнин Л.В. Русская палеография. 1956. С. 326).

В расчете на доверчивость читателя