— Смысла здесь еще больше, чем вы думаете, — подтвердил Каммингс. — В конце концов патентное право не исчерпывается одними только параграфами кодексов. Надо учитывать патентную экспертизу, да и судей тоже. Если у нас дойдет до тяжбы — а это более чем вероятно, я бы даже сказал, гарантировано, — то, когда станет известно, что мы предлагаем кругленькую сумму постороннему изобретателю, все проникнутся убеждением, что за эту сумму фирма получила равноценные изобретения. У нас появится не только огромное преимущество в патентных спорах, но и возможность (я не ручаюсь, но почти уверен) запугать противную сторону, прежде чем она обратится в суд. А каждый месяц беспрепятственного нашего владения новыми изобретениями будет просто–напросто укреплять презумпцию, будто они действительно находятся в законном нашем владении. В спорных случаях суд принимает сторону фактического владельца.
— Это мне не нравится, — заявил Олбрайт. — Вы, по–моему, нагло попираете традицию фирмы — трезвое благоразумие. Против этого я употреблю все свое влияние.
— Я и сам еще не пришел к окончательному решению, — сказал Уильямс. — Меня все же надо убедить, что овчинка Вудбери стоит такой сложной выделки. Знаю, Джеймс утверждает, что стоит. В моих глазах его мнение имеет большой вес. В общем, если окажется, что изобретениями действительно стоит заняться, то заняться ими надо дерзко. Во всяком случае, прощупывая почву, мы ничем не рискуем. Прежде чем у нас появится возможность довести дело до конца, пройдет какое–то время. Мне кажется, Джеймс и Уотмен должны действовать, как если бы мы приняли положительное решение. Отказаться от этой затеи на каком–то промежуточном этапе будет еще не поздно до тех пор, пока деньги не перейдут из рук в руки; мы решительно ничего не теряем, кроме времени одного или двух наших служащих. За исключением присутствующих на совещании, ни одна живая душа знать ничего не должна о наших планах. Хотите высказаться, Паттерсон?
— Хотелось бы подробнее услышать об этом Домингеце, — сказал Паттерсон. — Что он за птица? Достаточно ли в нем силы и прочих качеств, обеспечивающих популярность, станет ли он привлекательной фигурой в глазах общественности? Бесцветная личность тут не пригодится. Если же этот человек согласится подыгрывать рекламе и сумеет себя подать, то окажется неоценимым залогом успеха фирмы. Джеймс, вы его знаете. Какой он в этом направлении?
Я рассказал Паттерсону о давнем своем знакомстве с Домингецом, о его романтическом пребывании в цирке, о детстве на ранчо среди необъезженных мустангов, о тем, какую лихость и даже театральность он на себя напускает. Рассказал также, как он женился на вдове Матьесона.
— Добро, — подытожил Паттерсон. — Есть за что уцепиться. Меня так и подмывает засучить рукава — такие открываются горизонты. Джеймс, пришлите–ка мне все материалы о Домингеце, какие только удастся собрать, а когда придет пора, мы уж за них возьмемся совместно.
— Отлично, — заключил Уильямс. — Насколько я понимаю, всем все ясно.
1920—1922
Через несколько дней после совещания Уильямс пригласил меня к себе в кабинет для личной беседы.
— Прежде чем говорить о делах, — сказал он, — я хотел бы обсудить с вами личный вопрос. Теперь, когда схлынула напряженность военных заказов, все мы можем подумать о себе и о личном счастье. Так вот, вам первому я решил поведать о своем. За годы совместной работы мы с мисс Сомерсет очень сблизились, и я попросил ее стать моей женой. Она оказалась настолько добра, что согласилась, невзирая на все мои недостатки.
Я смущенно пробормотал слова поздравлений и сердечно пожал Уильямсу руку.
— Хотел просить вас о двух одолжениях, — продолжал Уильямс. — Во–первых, будьте шафером у меня на свадьбе. Мы с вами превосходно сработались, к тому же вы — давний друг. Когда человек занимает такое положение, как я, вечно отдает приказы и держит подчиненных в узде, у него не так–то много близких друзей.
— Конечно, буду, — отвечал я. — Для меня это большая честь. А второе?
— Второе касается нашего медового месяца. Мы решили провести его за границей, но не знаем, куда именно податься. Вы же досконально изучили Европу, и в частности самые привлекательные ее уголки. Окажите нам услугу, составьте программу поездки.
Я согласился, пообещав приложить все старания.
— Хорошо, — сказал он. — Значит, здесь все а порядке. А теперь о деле. Хочу поговорить о вашем с Каммингсом плане. Олбрайт его не одобряет, но вы же Олбрайта знаете. Новые начинания ему не по душе, и в то же время он страшно боится отстать от жизни. Если я одобрю план слишком горячо, то Олбрайт будет гмыкать, покашливать, выдвигать возражения одно за другим, но в конце концов склонится на мою сторону. Если план окажется удачным и увенчается успехом, то мало–помалу Олбрайт позабудет все свои возражения. Через годик–другой начнет думать, будто сам породил этот замысел. Тогда в фирме «Уильямс и Олбрайт» все начинание станет неотъемлемой частью деловой политики. А. там уж пусть–ка кто–нибудь попробует против него возразить — Олбрайт живо отбреет наглеца!