Искусственные деньги. Как зарабатывать на предметах искусства

Функция: дилер покупает предметы искусства за свои или заемные деньги, а потом перепродает; в этом его бизнес схож с галерейным. Брокер, во французском варианте courtier, — это посредник между покупателем и продавцом (частное лицо или галерея). Он консультирует, помогает договариваться о деталях сделки и урегулировать все споры.

Деньги: любой дилер или брокер сидит сразу на двух стульях. Первый называется «искусство», второй — «бизнес». Доступ к крупному капиталу и конфиденциальной информации позволяет этим специалистам устанавливать цены на предметы искусства, создавать тенденции и решать, какие работы будут выходить на рынок, а какие — нет. Если цены аукционных домов легко узнать за долю секунды, то галеристы и арт-дилеры не обязаны раскрывать информацию о продажах. Эта лазейка в законе дает реальные возможности для спекуляции. Но спекуляция спекуляции рознь. Речь может идти и о десятках тысяч долларов или евро, а может и о сотнях миллионов.

Шанс попасть: низкий. Художник становится интересным арт-дилеру, если он как минимум 7–10 лет присутствует на первичном и вторичном рынке, о нем пишут СМИ и цены на его работы растут по экспоненте. Либо после преждевременной смерти на пике карьеры — тогда выкупаются все его работы.

Меня всегда поражала двуличная позиция европейского арт-рынка. С одной стороны, все борются за открытость и доступность информации. С другой — никто не предпринимает никаких реальных действий. Вообще очень по-французски — говорить много, а потом ничего не делать. Они часто используют негативную форму. На вопрос «как дела?» (comment ça va?), отвечают: «Неплохо» (pas mal). (Американцы бы сказали: «I’m ok».) Используют сразу три-четыре негативные цепочки. И даже сейчас, прожив столько времени во Франции и усвоив эти тонкости, в конце переговоров я иногда не могу понять, чем же они закончились. Уже не стесняясь, спрашиваю: «Так это да или нет?» Они впадают в «кому» от такого вопроса, прямота — это не про них. Код профессии: если сразу не понятно, значит, скорее всего, «нет».

То же самое происходит на семинарах и конференциях: мало конкретики. Однако узнав, что Женевский университет организовывает open talks[8] на тему рисков на рынке искусства, я все же решила туда поехать. Тема структурирования сделок и минимизации рисков всегда меня интересовала, а конференция была хорошей возможностью послушать и переговорить с топовыми представителями европейского рынка искусства — от известных адвокатов и управляющих частными фондами до изобретателя биометрического паспорта для картин.

Там я и познакомилась со скандально известным швейцарским арт-дилером Ивом Бувье (Yves Bouvier).

Он сидел в самом конце зала. Мужчина чуть за пятьдесят, небольшого роста, рыжие волосы. Одет просто, по-европейски: в джинсы, рубашку и свитер. Если встретишь такого на улице, внимания не обратишь. Его статус выдавали лишь эксклюзивные часы на руке. У меня глаз на такие вещи наметан. На нем были «vintage»[9] и интеллигентно дорогие. «Определенно сделаны на заказ», — отметила я про себя.

Ив Бувье — уже бывший владелец Natural Le Coultre, швейцарской компании, специализирующейся на транспортировке и хранении произведений искусства. Она же была основным арендатором и миноритарным акционером свободного порта в Женеве. Через нее осуществлялась основная часть перемещений и организация хранения предметов искусства. Но самым главным активом Бувье являлась «закрытая» информация. К тому же он был основным поставщиком «вечного» для российского миллиардера и коллекционера Дмитрия Рыболовлева.

Месье Бувье знал, что́, когда и кому продается. Он приобретал полотна, которые могли бы заинтересовать миллиардера, и потом продавал их с наваром как минимум в «шесть нулей». Объем сделок достиг $2 000 000 000, а прибыль дилера составляла половину. Это явно не понравилось Рыболовлеву, и в 2015 году он поднял флаг судебной войны по всему миру против дилера. Арт-рынок также открыто осуждал Бувье — и это напряжение чувствовалось даже здесь. Тем не менее он старался держаться отстраненно, но хитрые глаза и напряженные жесты выдавали его волнение.

«А он еще тот крепкий орешек», — подумала я. Наши взгляды встретились, и мы слегка улыбнулись друг другу. Знакомство произошло возле с бара с напитками. Переговорили о важности мероприятия, обсудили тезисы спикеров и обменялись парой дипломатических фраз. И разошлись, как это бывает на таких мероприятиях.

После перерыва его место осталось пустым: ушел по-английски. Что оказалось для меня неожиданным, так это осуждающие взгляды участников конференции в мою сторону. Я оказалась единственной славянкой. Наша любознательность и душа для иностранцев всегда будет потемками и предметом для обсуждения и осуждения.