Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV-XV века

Вопреки возникающему нынче впечатлению, будто Венера заключена в арку, образованную более или менее симметричными массами по сторонам[737], Сандро не намеревался придавать «истории» такую напыщенность. Ось симметрии, проходящая нынче через кончик большого пальца стопы богини, прежде совпадала с тем местом, где ее острая пята упирается в бугорок раковины. Вся ее фигура оказывалась заметно правее этой оси, и зритель видел, что богиня скользит не на него, а вправо, к берегу. Вместо нынешнего эффекта присутствия как бы на расстоянии вытянутой руки и связанного с этим ощущения чуть ли не принудительного участия в мифическом действе Сандро предлагал зрителю беззаботно любоваться зрелищем, отстраненным и замкнутым в его гармонической завершенности. Было совершенно ясно, что изображено здесь не рождение Венеры, как полагал Вазари, а ее прибытие на остров Кипр.

Сандро Боттичелли. Весна. Между 1485 и 1487

Приход на землю богини любовного наслаждения и страдания представлен в тусклых холодных тонах, превосходно гармонирующих с протяжными линиями боттичеллиевского рисунка. Это Венера меланхоликов, презирающих грубый секс. Не случайно прототипом ее фигуры послужил какой-то из вариантов античной статуи Венеры Пудики (Стыдливой). Но как преобразована красота и даже самый смысл позы классической Афродиты, чья стыдливость по-настоящему трогательна, потому что она стесняется своей полнокровной чувственной прелести! Венера Боттичелли прекрасна не телом, а контуром тела. Она не стоит на раковине, а вырастает из нее. Невозможно приписывать ей какие-либо человеческие чувства. Она прикрывает тело не потому, что стыдится, но лишь потому, что таков знак Стыдливой, ее атрибут, подобный атрибутам, по каким в Средние века различали святых. Не покоряющую женственность античной Венеры, а зыбкий природный фантом изобразил Сандро. Горизонт посередине слегка прогибается — отсюда впечатление, что мифическое событие происходит в похожем на раковину обширном амфитеатре мира, верхний край которого находится выше глаз зрителя. Зрелище приобретает вселенский масштаб.

Но внушать чересчур серьезное отношение к этой «истории» не входило в планы Лоренцо ди Пьерфранческо. В своем полном формате очень плоская и вовсе не такая тесная и напряженная, как теперь, мерцавшая потускневшими со временем блестками золота, передававшими свет на стволах деревьев, дуновение Зефира и Флоры и разбросанными по траве, листьям, цветам, камышу, на краях раковины, на одеянии оры, на пеплосе в ее руках, на волосах, на крыльях, эта картина была очень похожа на шпалеру. Вероятно, она и заказана была в подражание «Подвигам Геракла» Поллайоло как замена нидерландской шпалере: Лоренцо ди Пьерфранческо решительно во всем соперничал со старшими Медичи. Этим объясняется, почему «Рождение Венеры» написано на холсте. Холст, как и шпалеру, легко сворачивать, переносить, хранить и снова разворачивать в любом указанном владельцем месте.

Сплетающиеся в любовном порыве Зефир и Флора гонят прочь богиню, которой они и обязаны пробуждением взаимного влечения. Такая меланхоличная, как она есть, такая царственная, какой станет, когда фрейлина-ора накинет на нее нетленный пурпур, она им не нужна — пусть властвует на земле, над людьми. Зефир злится, подружка азартно поддерживает его. Венера несет в мир любовь, оставаясь сама не от мира сего, не замечая ни их глупых усилий, ни проворной заботливости оры[738]. Отрешенностью во взоре и робкой, неуверенной позой, напоминающей наклон скользящего над морем паруса, своим безразличием, даже покорностью чьим бы то ни было усилиям она, всемогущая, противопоставлена и бурному полету Зефира и его возлюбленной, и легкому бегу оры, и водной ряби, образованной бесчисленным повторением инициала богини — V, и даже пламенному струению собственных волос. В полном согласии с ней только медленный дождь роз, падающих в море с уст Флоры, богини весны и цветения. Роза — цветок Венеры, появившийся из капель крови ее оскопленного отца — Урана.

Не надо думать, будто Лоренцо ди Пьерфранческо поручил Сандро проиллюстрировать какой-то определенный миф о Венере[739]. Мотивы из гомеровских гимнов соединяются с описанием выхода Венеры на берег в «Стансах для джостры» Полициано, прославляющих джостру 1475 года. Перед читателем «Стансов» предстает дворец Венеры, украшенный рельефом[740]: