Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Жауме Уге, как и Фра Анджелико, рисует ложе с выступающим вперед подиумом, но располагает его вплотную к нижней кромке картины, так что вы видите постель и диакона скорее сверху, чем сбоку. Приспущенное сверху золоченое обрамление способствует возникновению пространственной иллюзии, но она тут же ослабляется тем, что рельефные нимбы святых упираются в зубцы обрамления. Вместо облачков Жауме нужны ангелы, ассистирующие Косме и Дамиану. В глубине справа виднеется дверной проем. Он позволяет взгляду покинуть тесную комнату, но не делает ее просторнее.

Фра Анджелико не счел нужным показывать ни обезображенную язвами отрезанную ногу, ни кровь на простыне и подиуме ложа, ни ампутацию ноги мавра. Все это есть у Жауме, одержимого страстью к изображению жизни без прикрас, даже когда он запечатлевает не жизнь, а сновидение.

* * *

Судя по одному документу, помеченному 1477 годом, у графа Федерико II да Монтефельтро работал в Урбино некий Пьетро Спаньюоло, которого ныне отождествляют с кастильским художником Педро Берругете[1177]. Судя по длинному перечню исполненных им работ[1178], у графа Федерико, избалованного живописью Пьеро делла Франческа, претензий к искусству Педро не возникало. Чем же был силен молодой кастилец? В первую очередь способностью объединять внушительность фигур со скрупулезным изображением мелких поверхностных деталей, которые никогда не привлекали Пьеро.

Вернувшись из Италии, Берругете поселился в родном Паредес-де-Нава. Благодаря своей репутации знатока нидерландского и итальянского искусства, а также протекции своего дяди – близкого к Сиксту IV доминиканца, члена Папской курии – Педро был вызван в Толедо для украшения капелл и клуатра собора Святой Марии настенными росписями. Росписи не сохранились. Но сколь высоко они были оценены, видно из того, что Педро приобрел покровителя в лице доминиканца Томазо де Торквемады – духовника королевы Изабеллы, которого Сикст IV назначил Великим инквизитором. Патронаж Торквемады обеспечил Педро место придворного художника королевы. Теперь он наезжал к себе в Паредес-де-Нава только зимами, чтобы поработать над алтарными образами для частных лиц и небольших приходских церквей. Летом же он отправлялся туда, где его ждали заказы высоких покровителей.

В 1495–1504 годах Берругете расписал три ретабло для церкви доминиканского монастыря Святого Фомы, основанного Торквемадой в Авиле, близ Мадрида. Этот монастырь был резиденцией Великого инквизитора. Главное ретабло, выдержанное в готических формах, посвящено святому Фоме Аквинскому, два других – святым Доминику и Петру Мученику[1179]. С особым воодушевлением Педро писал картины для ретабло святого Доминика, ибо основатель ордена проповедников, как и он сам, родом был из Старой Кастилии. Ряд картин этого ретабло посвящен событиям 1207 года в городе Альби, на юге Франции, где находился тогда Доминик, деятельно участвовавший в борьбе против альбигойской ереси.

Лейтмотив этих картин – испытующий и очистительный огонь. То мы видим, как писания Доминика, брошенные в костер, взлетают невредимыми к сводам галереи. То наблюдаем, как пламя пожирает тома Талмуда, тогда как труды католических писателей целехонькими витают в воздухе. Самая знаменитая из картин этого ретабло – «Святой Доминик на аутодафе».

Практика сожжения еретиков, к которой в 1481 году приступила Новая инквизиция, нуждалась в одобренных Церковью прецедентах. Пример святого Доминика, основавшего орден, к которому принадлежал Торквемада, воодушевлял членов инквизиционных трибуналов, работы у которых было предостаточно. Доносы на морисков и маранов, которые втайне якобы продолжали исповедовать прежнюю веру, поступали непрерывным потоком, ибо христиане сообразили, как им взять экономический реванш над мусульманами и евреями, с которыми они не могли тягаться в иных способах обогащения: имущество осужденных конфисковывалось и треть шла доброхотам (чьи имена не разглашались), а остальное делили поровну инквизиция и королевская казна.