Искусство и красота в средневековой эстетике

Искусство – это и строительство корабля или дома, изготовление молота или рисование миниатюры. Artifex (творец, создатель) – это кузнец и ритор, поэт и художник, равно как и стригальщик овец. Перед нами еще один, хорошо известный, аспект средневековой теории искусства: ars – понятие достаточно широкое, вбирающее в себя и то, что мы назвали бы ремеслом или техникой, так что теория искусства – это прежде всего теория ремесла. Artifex создает нечто такое, что позволяет исправить, дополнить или продолжить природу. Человек занимается искусством в силу своего бедственного положения: от рождения лишенный шерсти, клыков, когтей, не способный быстро бегать или спрятаться в собственную скорлупу, он, наблюдая за природой, подражает ей. Наблюдая, как вода сбегает с горы, не задерживаясь на вершине и не проникая вовнутрь скрытых полостей, он изобретает дом и крышу (Гуго Сен-Викторский, Didascalicon I, 10). Omne enim opus est vel opus creatoris, vel opus naturae, vel opus artificis, imitantis naturam: ибо всякое произведение есть произведение или Творца, или природы, или мастера, который подражает природе (Гильом из Конша, Glosae super Platonem, ed. Jeauneau, р. 104).

Итак, искусство подражает природе, но не копирует рабски все то, что природа ему предлагает в качестве образца: в этом подражании есть место изобретению и переработке. Искусство соединяет разрозненные вещи и разделяет соединенные, продолжает дело природы, творит по образу природы и продолжает ее творческое усилие (nisus). Да, ars imitatur naturam, искусство подражает природе, но подражает in sua operatione – не в смысле необходимого копирования созданных ею форм, а в творческом действии (S. Th. I, 117,1). И это важное добавление к формулировке, всегда казавшейся нам банальнее, чем она есть на самом деле. Средневековая теория искусства интересна именно с этой точки зрения: она представляет собой философию формотворчества, осуществляемого с помощью той техники, которой располагает человек, и взаимоотношений между человеческим и природным формотворчеством.

К наиболее глубоким рассуждениям на эту тему следует отнести приводимый ниже пассаж из Иоанна Солсберийского. Искусство наделяет человека способностью творить вещи по природному образцу, но при этом сокращает путь, который проходит природа, и позволяет человеку опередить ее:

Eorum, quae fieri possunt, quasi quodam dispendioso naturae circuitu compendiosum iter praebet et pari (ut ita dixerim) difficilium facultatem. Unde et Graeci eam muthodon dicunt, quasi compendiariam rationem, quae naturae vitet dispendium, et anfractuosum ejus circuitum dirigat, ut quod fieri expedit, rectius et facilius fiat. Natura enim, quamvis vivida, nisi erudiatur, ad artis facilitatem non pervenit: artium tamen omnium parens est, eisque, quo proficiant et perficiantur, dat nutricolam rationem.

Оно как бы предлагает более краткий путь в сравнении с долгим продвижением природы к вещам, которые можно сделать, и порождает (как я уже говорил) способность создавать трудные вещи. Поэтому греки называют словом muthodon сокращенное размышление, которое избегает затрат, совершаемых природой, и исправляет ее извилистый путь, дабы правильнее и легче могло исполниться то, что полезно сделать. Ведь природа, какой бы она проворной ни была, не достигает скорости искусства, если только тому не обучается: однако она является матерью всякого искусства и, как кормилица, дает им разумение, дабы они продвигались и совершенствовались.

(Metalogicus

I, 11)