Л. Г. демонстрировал низкую толерантность к фрустрации, слишком легко сдаваясь при выполнении поставленных задач. Как правило, он резко прекращал выполнение задачи со словами: «Я не могу сделать это». С точки зрения аффекта он не проявлял никаких эмоций, когда ему задавали потенциально эмоционально заряженные вопросы, например, про его бывшую жену или инцидент со стрельбой. Хотя он и мог говорить о самом инциденте, но, когда его спрашивали, что он чувствует, он обычно отвечал: «Ничего». Л. Г. высказывал скепсис по поводу своего места в жизни, говоря, что ему кажется, будто он стоит неподвижно, застыв во времени. Безнадежность по поводу своей жизни и своего будущего были преобладающей темой в его самоотношении.
На физическом уровне у Л. Г. были серьезные проблемы с равновесием и осанкой. Его походка была неровной из-за слабости левой стороны, его шаги небольшими и прерывистыми. Его движение было очень неуверенным и контролируемым, лишенным каких-либо вариаций по динамическим качествам. Он был не в состоянии скоординировать или воспроизвести даже простую моторную последовательность. Обычно, наклонив голову и верхнюю часть туловища вперед, он постоянно смотрел вниз, сидя или стоя, в движении или оставаясь неподвижным. Тем не менее во время разговора один на один он был способен удерживать зрительный контакт с собеседником.
Психосоциальные, когнитивные и физические цели лечения, установленные реабилитационной командой с учетом пожеланий самого Л. Г., определили приоритеты сессий ТДТ. Когда Л. Г. спросили, почему он обычно смотрит вниз, он заявил, что наклоняет голову вниз, чтобы увидеть, куда он идет, то есть куда ступают его ноги (это очевидные для его травмы нарушения в проприоцептивном притоке и контроле равновесия). Принимая это как адаптивную модель почти в течение четырех лет, Л. Г. считал, что это был единственный способ, с помощью которого он мог успешно передвигаться, что без этой визуальной подсказки он упадет. Л. Г. сказал, что он хотел бы поработать над своим равновесием и физической слабостью. Таким образом, физическая область стала мотивационной ступенькой и основным каналом для обращения к его психологическим и когнитивным проблемам.
Чтобы стимулировать когнитивные процессы – важный компонент его плана лечения, – мы обычно начинали со словесного обмена и обзора того, над чем мы работали на предыдущем сеансе, а также обсуждали возможную повестку текущего сеанса. Эти пункты были перечислены на доске, на видном месте, так осуществлялась стратегия укрепления когнитивных процессов. Для обеспечения стабильной и безопасной обстановки каждую неделю в сеанс включались знакомые движения, усиленные вариациями и модификациями.
Как правило, мы начинали с какой-то проприоцептивной деятельности, которая позволяла Л. Г. полнее ощутить вес его тела – почувствовать себя «более заземленным». Принимая разнообразные позы, мы толкали друга друга физически. Задача состояла в том, чтобы попытаться вывести терапевта из равновесия. И она оказалась эффективным стимулом. Иногда для усиления сенсорного сигнала к его левой лодыжке (слабой) прикреплялся дополнительный вес. В сессию всегда были включены упражнения на фокусировку взгляда и смену темпа. В течение первых недель музыка была важным внешним ритмическим организатором, создавая устойчивый, подспудный ритм, под который он мог подстроиться. Когда Л. Г. ходил, опираясь на ритм музыки, он старался смотреть перед собой (на уровне глаз), а потом стал называть предметы, которые видел в комнате. Позже музыку заменил словесный счет. После установки первоначального ритма Л. Г. обычно считал вслух и двигался. Позднее он стал считать про себя и, наконец, его движения при ходьбе стали более разнообразными и плавными. Он менял темп, был способен произвольно менять направление и фокусировать взгляд на разных объектах. Активность Л. Г. в процессе сеанса возросла – он сам стал выбирать темп, направление и амплитуду своего движения. Это пример принятия им пространственных и временных решений.
Оценив по достоинству эту недавно обнаруженную способность контролировать свое тело, Л. Г. стал целенаправленно и сосредоточенно носиться по коридору заведения, как если бы опаздывал на встречу, в терминах Лабана это было ускоренное движение с направленным вниманием в пространстве. Персонал быстро заметил и прокомментировал его резко изменившуюся походку и поведение. Анализируя свои ощущения от таких перемен, Л. Г. заметил, что теперь он может смотреть на окружающий мир и видеть вещи вокруг себя, когда идет по улице. «Сейчас я чувствую себя свободнее».