Читаем Искусство и наука танцевально-двигательной терапии. Жизнь как танец полностью

Мы в нашем исследовании опирались на уже имеющиеся исследования, посвященные кросс-культурной работе в рамках ТДТ (Paulay, Lomax, 1977; Hanna, 1990, 1999; Lewis, 1997; Dosamantes-Beaudry, 1997a, b; Pallaro, 1997; Fuller-Snyder, Johnson, 1999) и межкультурным аспектам ТДТ (Chang, 2002; Ho, 2005a, b; Cummins, 2006). Особое внимание, уделяемое расовым, культурным и этническим особенностям, совпадает с увеличением числа случаев применения ТДТ в международном масштабе (Gray, 2001, 2008; Johnson et al., 2009; Harris, 2010) и процессом интернационализации (Chang, 2002; Capello, 2006).

В отличие от прагматически направленного (Dewey, 1980), ориентированного на студентов образования, характерного для программ по ТДТ в США, габитус обучения в Южной Корее, Тайване, Японии и Китае зиждется на конфуцианских принципах, в соответствии с которыми иерархические отношения присутствуют не только в системе образования, но вообще в любых взаимодействиях. Социальная гармония может быть достигнута, только если все формы общения будут починены строгой иерархии ожиданий и обязательств между мужчинами и женщинами, старыми и молодыми, руководителями и подчиненными. Такие отношения существуют как в семье, так и в любом учреждении. Предписываемый порядок управляет всеми межличностными взаимодействиями от семейных до правительственных (Reischauer, Fairbank, 1960)[70].

Таким же образом на конфуцианскую иерархию полагается и корейское искусство образования, в котором непосредственное подражание стилю учителя считается высшим проявлением преданности и уважения. Действительно, в танцевальных и визуальных формах искусства на первом этапе ученик должен научиться копировать работу учителя до полного сходства (Kristof, 1999). Влияние конфуцианской системы ценностей, в частности, может быть объяснением того факта, что корейские танцовщики в возрасте старше 60 лет способны более адекватно и целостно выразить в танце свои эмоции (Loken-Kim, 1989). Дожив до уважаемого возраста и получив особый статус, корейские учителя танцев становятся объектами имитации для своих учеников, которые копируют их стиль, воспроизводят хореографические приемы. При этом, следуя за стилем учителя, ученик уже не может переключиться на другую школу или направление. Подобная система отношений показывает габитус не только системы танцевального образования, но и системы обучения всем формам арт-терапии в Корее. Когда отношения между учеником и учителем развиваются на невербальном уровне, то они становятся «чреватыми рождением нового, разработкой оригинальных практик, не похожих на те, которым ученик обучался изначально» (Usher et al., 1997, p. 60).

Таким образом, студенты из Кореи и Китая всегда имеют бессознательную конфуцианскую установку, особый габитус отношений между учеником и учителем, по сути, чуждый культуре традиционных западных программ ТДТ. Почтительное отношение трактуется представителями неазиатских культур как «пассивность» и «отсутствие самостоятельности». При этом с точки зрения конфуцианства студент ведет себя правильно, проявляя уважение к учителю, поэтому людям, приехавшим из Азии учиться ТДТ в США, сначала нужно показать, как можно спорить с преподавателем и высказывать свою точку зрения в его присутствии.

Сначала недирективные импровизации современного танца, используемые в интроспективных целях, кажутся студентам из Азии чем-то совершенно непонятным, ведь учитель не дает никаких указаний, ориентиров. Полевые исследования показали (Chang, 2002), что западный подход хорош тем, что помогает человеку научиться «вести себя самостоятельно», в то время как конфуцианский подход всегда подразумевает единственный правильный ответ. Антрополог Д. Хоффман писала: «Культуры сильно разняться в том, как они определяют отношения между „Я“ и „Другим“, насколько они различают „душу“ и „тело“ и концептуализируют ли они способность действовать как нечто, происходящее изнутри или извне» (Hoffman, 1998, p. 328).

Хоффман различает культуры, в которых Я представляется как независимое, индивидуализированное и отдельное, и культуры, в которых Я всегда укоренено в системе общественных отношений и имеет текучие и гибкие границы. Поэтому, если студент из Азии скажет «Моя индивидуальность не есть моя личность. Я – это моя семья, моя религия, мой возраст и моя школа», то в рамках традиционной западной эго-психологии его тут же назовут незрелым и несамостоятельным. В разных культурах могут различаться даже такие глубинные качества, как определение индивидом или группой своей идентичности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Песни, запрещенные в СССР
Песни, запрещенные в СССР

Книга Максима Кравчинского продолжает рассказ об исполнителях жанровой музыки. Предыдущая работа автора «Русская песня в изгнании», также вышедшая в издательстве ДЕКОМ, была посвящена судьбам артистов-эмигрантов.В новой книге М. Кравчинский повествует о людях, рискнувших в советских реалиях исполнять, сочинять и записывать на пленку произведения «неофициальной эстрады».Простые граждане страны Советов переписывали друг у друга кассеты с загадочными «одесситами» и «магаданцами», но знали подпольных исполнителей только по голосам, слагая из-за отсутствия какой бы то ни было информации невообразимые байки и легенды об их обладателях.«Интеллигенция поет блатные песни», — сказал поэт. Да что там! Члены ЦК КПСС услаждали свой слух запрещенными мелодиями на кремлевских банкетах, а московская элита собиралась послушать их на закрытых концертах.О том, как это было, и о драматичных судьбах «неизвестных» звезд рассказывает эта книга.Вы найдете информацию о том, когда в СССР появилось понятие «запрещенной музыки» и как относились к «каторжанским» песням и «рваному жанру» в царской России.Откроете для себя подлинные имена авторов «Мурки», «Бубличков», «Гоп со смыком», «Институтки» и многих других «народных» произведений.Узнаете, чем обернулось исполнение «одесских песен» перед товарищем Сталиным для Леонида Утесова, познакомитесь с трагической биографией «короля блатной песни» Аркадия Северного, чьим горячим поклонником был сам Л. И. Брежнев, а также с судьбами его коллег: легендарные «Братья Жемчужные», Александр Розенбаум, Андрей Никольский, Владимир Шандриков, Константин Беляев, Михаил Звездинский, Виктор Темнов и многие другие стали героями нового исследования.Особое место занимают рассказы о «Солженицыне в песне» — Александре Галиче и последних бунтарях советской эпохи — Александре Новикове и Никите Джигурде.Книга богато иллюстрирована уникальными фотоматериалами, большая часть из которых публикуется впервые.Первое издание книги было с исключительной теплотой встречено читателями и критикой, и разошлось за два месяца. Предлагаемое издание — второе, исправленное.К изданию прилагается подарочный диск с коллекционными записями.

Максим Эдуардович Кравчинский

Музыка