Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Сестра Нина Галанина вспоминает, что, несмотря на чрезвычайно высокий уровень организации и медицинского оборудования, госпиталь оказался не слишком удобным. Не выдерживала система вентиляции (двести коек установили в одном только Николаевском зале), очень велики были расстояния между залами, чрезвычайно строга и чопорна «дворцовая» обстановка и, конечно, невероятно донимали практически ежедневные посещения высокопоставленных персон. Но уже в феврале 1917‐го церемониальные посещения показались обитателям лазарета сущей ерундой. По дворцу забегали толпы вооруженных людей, стали постреливать, под койками больных искали царских министров, пытались выкинуть на улицу раненого только что ими же дворцового часового. 24 октября тоже стреляли, а на следующее утро вестибюль госпиталя был завален оружием, старшую сестру посадили под арест, лежачих больных оставили без присмотра, а ходячие сами разбежались по дворцу – смотреть царские покои. 27 октября больных начали распределять по другим госпиталям, а 28‐го лазарет в Зимнем был расформирован.

В какой-то степени этот госпиталь оказался последней имперской страницей в истории Зимнего дворца. И страница эта выглядит несколько иной, чем нас и даже наших детей учат в школе. Штурмовали-то не столько дворец, не столько резиденцию правительства, сколько госпиталь. Все сакральное пространство имперской власти (правда, без Тронного зала) задолго до обеих революций 1917 года было отдано врачам и больным. Временное правительство заседало на задворках госпиталя. И от этой смены акцентов в дислокации значительно меняется вся картина «штурма». Роскошь эйзенштейновских кинокадров от этого факта не поблекнет, но нам станет все немного яснее.

29 января 2008

Модернизация сохранения

Презентация исследования Рема Колхаса в рамках проекта «Эрмитаж-2014. Мастер-план»

Сразу оговоримся: речь не пойдет об архитектуре как таковой. Никто ничего строить не собирается. То есть Эрмитаж-то как раз вполне собирается (реконструкция Главного штаба еще впереди), а вот Рем Колхас после проигрыша конкурса на эту самую реконструкцию в 2002 году от идеи архитектурного вмешательства в эту среду отказался. Новый совместный проект будет посвящен тому, в чем господин Колхас, пожалуй, сильнее всех нынешних звездных архитекторов, вместе взятых, – теории.

Объектом его исследований станет Эрмитаж в самом широком смысле: как архитектурный комплекс, как мировой и национальный музей, как хранитель старого и собиратель нового, как производитель выставок, как медиатор. В итоге должен нарисоваться некий портрет Эрмитажа, способный помочь музею в понимании возможных путей развития. Проект рассчитан на один год. Его стоимость – 1,5 миллиона евро.

Подобные исследовательские портреты не новинка для АМО/ОМА. Среди последних заказов – исследования для Евросоюза, Пекина, Венеции, Гарвардского университета, модного дома Prada, института дизайна «Платформа 21» в Амстердаме. Еще больше опыта у бюро Рема Колхаса в музейном деле: на его счету двадцать четыре реализованных проекта по архитектуре и дизайну музеев по всему миру. А напроектировали музеев в бюро уже на тридцать четыре футбольных поля, по признанию самого архитектора,

Сотрудничество АМО/ОМА с Эрмитажем началось не сегодня: в 2001 году Рем Колхас оформил выставочный центр «Эрмитаж – Гуггенхайм» в Лас-Вегасе, в 2002‐м участвовал в конкурсе Всемирного банка на реконструкцию восточного крыла Главного штаба, в 2003–2005 годах сотрудники АМО работали в Главном штабе в качестве консультантов. Высказанная тогда по отношению к эрмитажным пространствам крайне бережная позиция господина Колхаса по «модернизации через сохранение», хоть и не поразила экспертов Всемирного банка, навсегда покорила директора музея Михаила Пиотровского. Сошлись они и на признании абсолютной уникальности Эрмитажа в современном глобалистском мире «коммерциализации и заигрывания перед публикой» – они видят это совсем по-разному, но общий итог их размышлений именно таков.