Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Боринаж не лежит на пути развеселых туристов, жаждущих живописных красот в природе и красот природных в живописи. Сейчас, конечно, лучше, чем в прославившем Боринаж исключительно шахтерскими забастовками и кратким визитом Ван Гога XIX веке, но общая атмосфера изменилась мало. «Место это мрачное; на первый взгляд во всей округе есть что-то жуткое и мертвенное», – писал брату Тео Винсент Ван Гог. Тут же он будет сетовать, что лишен художественных впечатлений как таковых; что тут никто не знает, что такое картина; что люди местные в большинстве своем невежественны, да и просто неграмотны; морозы зимой лютые, а бедность разлита в воздухе. Картина безрадостная. Проповедническая деятельность недоучившегося богослова была тут воспринята в штыки и очень скоро запрещена. Попытки помогать шахтерам не только словом, но и делом были сразу обречены на провал. История жизни Ван Гога в таком на вид милом домике фермера Дени выглядит тем более не оптимистичной. К тому же нет и подлинных вещей, оставшихся от тех семи месяцев, почти нет рисунков и тем более полотен (от боринажского периода дошло до нас всего лишь шесть листов, которые хранятся в солидных собраниях).

Может ли быть этот дом мемориалом, когда в нем ничего нет? Хватит ли открыток, репродукций и факсимиле, чтобы создать дух места, за которым, как правило, гоняются авторы подобных музеев? История показывает, что в случае с Ван Гогом может хватить и одного стула в подлинных стенах – была бы на то художественная воля. У самого, наверное, знаменитого художника XIX века есть два важных музея. Один в Амстердаме – музей большой, богатый и переполненный подлинниками, архивами и посетителями. Второй – в деревушке Овер-сюр-Уаз, в 27 километрах от Парижа – состоит, по сути, из одного маленького домика, вангоговского, в котором одна комнатенка под крышей, где художник умер. В ней есть окошко, в которое можно заглянуть, только подпрыгнув, голая штукатурка на стенах и стул. Не тот самый, конечно, но такой же стул, какой мы прекрасно знаем по полотнам Ван Гога. И все. Но тут есть дух – ты веришь и видишь.

Вся эта мистификация есть магия личности совершенно сумасшедшего, но манией своей оживившего все вокруг себя человека – Доминика-Шарля Янссенса, до 37 лет ничего ни о каком Ван Гоге не знавшего и спокойно дослужившегося до позиции топ-менеджера фирмы Danone. В 1985‐м везший его пьяный водитель угробил машину и почти угробил пассажира на лихом повороте перед бывшим когда-то постоялым двором Раву в Овер-сюр-Уаз. Когда Янссенс вышел из комы, врачи сказали ему, куда он попал, а чтобы сориентировать на местности, объяснили, что это место, где умер Ван Гог в возрасте 37 лет. Странное для выздоравливающего больничное чтение в виде писем Винсента к Тео и совпадение возраста сделали свое дело: Danone осталась без менеджера, а французская деревня обрела гениального пиарщика.

Он выкупил дом, в котором снял свою последнюю комнату Ван Гог, и все постройки вокруг него, отреставрировал по фотографиям кабачок, который был тогда на первом этаже постоялого двора, выписал из Парижа повара, который сочинил ему феерическое деревенское меню «времен Ван Гога», формы стаканов и графинов скопировали с картин, посуду сочинили по тем же мотивам в Villeroy & Boch, благо начитавшийся уже специальной литературы Янссенс напомнил им, что единственным человеком, купившим картину Ван Гога при его жизни, была некая Анн Бош, происходившая из семьи основателей знаменитой фирмы. Он потратил кучу денег (Le Parisien утверждает, что 17 миллионов евро) и привлекает в музей до 400 тысяч посетителей в год. Но все это было бы лишь историей бизнеса, если бы охваченный своей манией Янссенс не увидел сам и не смог показать другим то, что почему-то не видели раньше: что для памяти о Ван Гоге не нужно ничего кроме воздуха, стен и полей Овер-сюр-Уаз. Кривая и косая старая церковь на пригорке – та самая, кривизну которой мы приписывали нервной кисти голландца. Желтые волны пшеничных полей на окраине деревни с тех пор ничуть не изменились. А для того чтобы увидеть своими глазами трагедию человека, который последние недели своей жизни провел в комнате-шкафу (на соседнюю, с обоями, нормальным окном и квадратной формы, ему не хватило денег), не нужно ничего, кроме этой самой комнаты. Сам Янссенс считает, что для полного воплощения его мечты ему не хватает лишь одного подлинного полотна Ван Гога – деньги на него он собирает вот уже лет двадцать. Но уверена – созданный им музей совершенен. Он доказывает, что музей без подлинников – жанр странный, чреватый огромными неудачами, но возможный.

26 мая 2015

Не выходить из комнаты, не повторять ошибку

В Петербурге приоткрыли квартиру Бродского