Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Эта-то незыблемость правил при абсолютной свободе исполнения оказалась питательнейшей почвой для тех, кто правила вроде бы в грош не ставил. Истовые модернисты прыгали в уличное искусство как в омут: у Михаила Ларионова на полотнах расхаживают те самые гоголевские господа во фраках, а надписи прыгают так заманчиво, будто за холстом и правда есть дверь в заветный магазинчик; у Натальи Гончаровой вывески становятся полноправными героями картин; Борис Кустодиев насаживает друг на друга баранки, булки, слойки, арбузы и женщин так плотно, как самым удачливым булочникам и не снилось; героем художественной Москвы 1913 года становится Нико Пиросманишвили, чьи вывески были выставлены по соседству с работами «настоящих» художников. Этим вирусом тотального упрощения и столь же тотальной метафоричности любого простого предмета быта оказались заражены практически все жизнелюбы-бубнововалетцы, но и суровые кубофутуристы, и даже супрематисты никакой вакцины против него не использовали. Вывеска как идеальный продукт невинного творчества, свободного от академической тяжеловесности и, что самое главное, от царствующей что у передвижников, что у мирискусников нарративности, стала одной из важнейших составляющих нового искусства.

Выставка в Новом Манеже рассказывает эти истории параллельно: из самых разных музеев и частных коллекций обеих столиц собраны те немногие оригинальные вывески, которые удалось сохранить, графика и живопись как свидетельства их бытования в городской среде, различные рекламные объекты рубежа веков. И тут же – галерея первоклассных модернистских штудий, в той или иной мере работающих с заданной темой. Статьи и монографии на эту тему писались и издавались. А вот подобного многословного показа еще не было.

22 января 2016

Искусство – двигатель торговли

Выставка «Товар лицом – лицо товара. Торговая реклама и упаковка в Петербурге», Государственный музей истории Санкт-Петербурга

Два века в отечественной рекламе – это вообще-то практически вся ее история. От рождения (активный рост торговой рекламы пришелся на середину XIX века) до полного ее обессмысливания в позднесоветские годы. От шикарных упаковок кондитерских изделий «Жоржа Бормана», «Георга Ландрина» или «Абрикосова» до сине-бело-красного треугольничка с молоком из школьной столовой 1980‐х. От призывающего к выбору пива «Калинкинъ» до анекдотической в своей бессмысленности советской рекламы «Летайте самолетами „Аэрофлота“», как будто было еще на чем летать. От рекламы как призыва покупать до рекламы как чисто символического обозначения товара. Шампанское могло быть только «Советским», деньги можно было хранить только в Сберегательной кассе (если не в банке под кроватью), пельмени были «Сибирскими», хлопья – «Кукурузными». Решение сделать выставку с таким хронологическим размахом и с такими парадоксально антонимичными друг другу экспонатами явно провокативное.

Начиналось все как у всех: вывески с сапогами и кренделями; торжественно упакованный шоколад и чай (колониальные товары всегда отличались роскошью антуража); разнообразие флаконов и призывных наименований у духов и одеколонов; подробные текстовые описания мыла и других гигиенических средств, которые и дизайном, и информативной наполненностью почти равнялись аптекарским товарам. Потом в ход пошли рекламные ухищрения – серии вкладышей в конфетные коробки (как не купить следующую, когда в ней обещано продолжение серии), узоры для вышивок в парфюмерных наборах Брокара, серийные же жестяные коробки от сыпучих продуктов. Стилевая эволюция тут параллельна культурно-политической истории страны: то в ход идут лубочные мотивы и псевдорусский стиль, то, наоборот, рынок захватывает томный тягучий модерн, и все Аленушки и Марьиванны с оберток мыла оборачиваются вдруг Саломеями да Клеопатрами.

Новая жизнь и военный коммунизм бурной торговле сначала не способствовали. Картинку сильно, но ненадолго изменил аляповатый НЭП, а государственная реклама допустила к себе авангардистов. Не чуждые дыму, пару и скорости, они успели спеть песню новым технологиям, механизмам, автомобилям и прочим летучим субстанциям, практически полностью стертым в 1930‐е и тем более в 1950‐е годы жирными окороками и деликатесными крабами, которые мало имели общего со столами простых граждан Страны Советов. Надо отдать должное кураторам выставки: они не обошли стороной самый «низ» рекламного дела – консервы. Хотя бы потому, что именно полки этих банок с «языком говяжьим», «мясом в белом соусе», «килькой в томате» и, конечно же, «завтраком туриста» были повседневной визуальностью советского человека. Именно они у нас в крови – сине-белые банки сгущенки, черно-золотистый дизайн консервов со шпротами, белые мишки на Севере и манерные белочки на одноименных конфетах.