Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Павел Леонов хорошо известен в Москве – только в этом сезоне это уже вторая его выставка в столичных залах. Но сам он в Москве толком и не бывал – родился в мохнатом 1920‐м в Орловской области, мотался по всей стране, включая, как водится на нашей с вами земле, тюрьмы и лагеря, воевал, был библиотекарем, пионервожатым, маляром, жестянщиком, работал на стройке и еще бог знает где. Много лет назад осел в деревне Меховицы Ивановской области и носу оттуда не кажет. Его выставляют по всему свету, московские коллекционеры дерутся за его работы, но ему это хоть бы хны. Он – последний, может быть, на этой земле подлинный гений наивного искусства. Но и это ему тоже хоть бы хны.

Говорят, рисовать ему хотелось всегда. Но сперва властный отец не разрешал, потом жизнь не давала, в 1960‐м поступил в Заочный народный университет в Москве (в котором учили по почте), но там протянул недолго. В 1968 году Леонов вернулся к учебе и попал на глаза самому Михаилу Рогинскому – именитому нонконформисту мы должны быть благодарны за то, что ему хватило мудрости не вмешиваться в искусство блистательного самородка, и за точное определение его сути: «Дон Кихот советского времени». Сам же Леонов поучился-поучился да бросил. И пропал. Отыскали его уже только в 1990‐м. Отыскала Ольга Дьяконицына, директор Московского музея наивного искусства, которая сподвигла коллекционеров его покупать, а его самого – писать. Так 70-летний деревенский мужик стал знаменитым художником.

Зеленый остров в виде крокодила, летящие под разлапистыми до неприличия пальмами крошечные самолетики, бьющие из парковых ваз фонтаны, трактора, бороздящие просторы родных полей, огромные трепетные лани и малюсенькие слоны, грудастые девы и граждане в белых парадных одеждах. Так выглядит рай Павла Леонова. В нем все цветет (даже когда зима), в нем все движется (при этом желательно в разные стороны), в нем маленькое и большое равноправно, небо голубое, а люди счастливы тем, что у них есть. Техника служит человеку, животные ласкают его глаз, в деревне Меховицы катаются на самом настоящем колесе обозрения, русские путешественники гуляют по Африке, а на Крайнем Севере опять и опять весна.

Эта утопия есть прекраснейшая смесь из штампов народного сознания, советской мифологии и персональной веры художника в то, что в его мире все прекрасно. Его полотна родились из ковров на стенах, лубков, советских газет и журналов и того, что вообще никак иначе, чем просто гениальный глаз, и назвать-то нельзя. Над художником в его деревне посмеиваются, хотя и посмеиваться-то там почти уже некому – спилась да разъехалась деревня. Жена Зина, с которой под ручку гуляет Павел Леонов на своих картинах, умерла. Доехать до этих самых Меховиц будет посложнее, чем из Москвы до Петушков добраться. А уж выехать…

Так и живет там дед Павел Леонов, этакая смесь из Таможенника Руссо и героя Венички Ерофеева. А тем временем каждый его юбилей (и 85, и теперь – 90 лет) в Москве отмечают громкими вернисажами. Нынешний – особенный. Он и самый официозный (все-таки ГМИИ имени Пушкина деда привечает), но и очень личный. На выставке будет представлена коллекция Ксении Богемской – именитого искусствоведа, специалиста по импрессионистам, долгие годы – заместителя директора ГМИИ по научной работе, большого знатока наивного искусства, истового собирателя и автора большого тома о Павле Леонове. 90-летний ее «объект» живет себе спокойно, а 64-летняя Ксения Богемская в этом году скончалась. Эта выставка – дань ее памяти. А что может быть лучшим памятником искусствоведу, чем выставка его главного героя?

5 марта 2012

Татаро-американский русский художник

Выставка Николая Фешина, ГРМ

Уроженец Казани, ученик Репина в петербургской Академии художеств, эмигрант, эксцентричный поселенец городка Таос в штате Нью-Мексико Николай Фешин (1881–1955) известен специалистам больше своим именем, чем собственно работами. Но на этой выставке очень много живописи. Не в том смысле, что много полотен (хотя их немало – представлено более восьмидесяти живописных и графических работ), а в том, что вся эта экспозиция есть торжество живописи как таковой. Писал Николай Фешин страстно и жирно. Краски на его холстах так много, она такая сытная и изобильная, что иногда в прямом смысле слова лоснится под музейными лампами. Пейзажи и ню, портреты и жанровые сцены, пара исторических картин, все эти лица, телеса, поля, ковбои, индейцы, пляски, избы и даже самое раннее из известных изображение Владимира Ильича Ленина, все они, прежде всего, о маэстрии, о способности человека сотворить сущее из вязкой масляной субстанции.