Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

«Является какой-то господин с ящиком красок, занимает место и принимается работать. Вид совершенно русский, даже с оттенком Московского университета и даже с каким-то намеком на магистранство… Оказался Кандинским… Он какой-то чудак. Очень мало напоминает художника, совершенно ничего не умеет, но, впрочем, по-видимому, симпатичный малый» – так описывает нашего героя Игорь Грабарь, увидевший его в знаменитой мюнхенской школе Антона Ажбе в 1897 году. Кандинскому уже за тридцать, и ради занятий живописью он отказался от профессорской должности в Дерптском университете. Он рвется в бой, но строгий Ажбе, считая, что на его полотнах слишком много цвета, на некоторое время сажает его на хлеб и воду – наказывает писать только черным и белым. Через тринадцать лет, в 1910‐м, этот чудак напишет первую в истории искусства почти совсем абстрактную картину, а еще через год сможет собрать вокруг себя весь цвет мюнхенского нового искусства, немецких «диких».

«Название „Синий всадник“ мы придумали за кофейным столом в саду в Зиндельдорфе. Мы оба любили синий, Марк – лошадей, я – всадников» – такое воспоминание оставил потомкам сам Кандинский. Красивую легенду эту никто не оспаривает, тем более что искусствоведы радостно указывают то на всадника, несущегося на полотне 1903 года у Кандинского, то на синих лошадей 1913‐го у Франца Марка. Указывают вполне верно, вот только разница в этих датах чрезвычайно показательна: тот всадник, который несся по зеленым полям у Кандинского в 1903‐м, через десять лет превратился в абстрактные точки и линии на плоскости. Марк же (и многие другие члены «Синего всадника») работал с диким цветом, но в теорию абстракции пока (а многие и никогда) не погружался.

История «Синего всадника» – это история художников, охваченных не столько единой идеей, сколько кругом идей и практик, объединенных одной обложкой и мощной харизмой Кандинского. В одноименном альманахе будет очень много слов о музыке (именно она, по мнению Кандинского, наиболее близко подошла к тому, чтобы быть «средством выражения душевной жизни художника»), будут французские, немецкие и русские «дикие», будет Розанов, Шенберг и Кульбин, будут рассуждения о центральных для Кандинского понятиях «цвет» и «композиция». Как группе «Синему всаднику» жизни отведено было всего ничего – один альманах, пара выставок. Война разогнала кого по окопам, кого по иным городам и странам. Франц Марк будет убит, Василий Кандинский уедет в Швейцарию, а потом и вовсе вернется в Россию, чтобы там окунуться в революционное искусство, преподавать, оставить значительный след и выбраться в Европу в 1921‐м живым и невредимым. Все-таки человеку, считавшему, что живописное произведение есть симфония, «имя которой – музыка сфер», на этой мятежной территории было не место.

Потом он преподавал в Баухаусе, получил немецкое, а затем и французское гражданство. В учебниках по истории искусства числится немецким художником. Важнейшие для понимания сути абстракционизма его теоретические работы были переведены на русский только в последние десятилетия. Большой персональной выставки на родине не было вообще.

26 сентября 2016

За народом не видно художника

Выставка «Василий Кандинский и Россия», ГРМ

«Это очень странное место», – подумала я, как та Алиса, и нырнула внутрь. Я шла на выставку Кандинского. Я точно знала, что должна там увидеть его ранние и зрелые работы (слухи о том, что работы дали и Третьяковка, и Эрмитаж, ходили давно). Я предвкушала зрелище особое – последняя небольшая, но претендующая на солидность монографическая выставка Кандинского в России была аж в 1989 году, и в общей нашей не бедности, но разобщенности вещей и знания о художнике даже встретившиеся на несколько месяцев в Москве «Композиции» № 6 и № 7 (из ГТГ и ГЭ) уже преподносились как значительное событие. Но то, что ожидало меня в Корпусе Бенуа, было «страньше» любых моих ожиданий.

Главный совет: прочтите название выставки наоборот – получится «Россия и Василий Кандинский». Так будет точнее. Потому что сначала экспозиция оглушит вас прялками, санками, сундуками, самоварами, лукошками, полотенцами, резными дверцами, лубками, красными петухами, жар-птицами, солярными орнаментами и деревянными лошадками. Кандинский будет вещать вам со стен цитатами из своей книги «Ступени» (1918) про то, как на месяц сходил в народ: «Я въезжал в деревни, где население с желто-серыми лицами и волосами ходило с головы до ног в желто-серых же одеждах или белолицее, румяное, с черными волосами было одето так пестро и ярко, что казалось подвижными двуногими картинами». Вы поймете, что все эти прялки есть иллюстрация к факту прямой связи художника с народным искусством. Но иллюстрация на первый, самый большой зал? Сильный ход.