Искусство легких касаний

— Про использование чужой жизненной силы для создания ноосферных инсталляций, — отвечает Голгофский. — Или, как вы говорите, химер. Ведь метод именно таков, не правда ли?

Бонье глотает наживку — и решает, что собеседник уже посвящен в эти тайны.

— Возможно, — отвечает он. — Но разве вы не допускаете, что сам этот механизм просто открывали вновь и вновь? Ведь спрятан он не слишком глубоко.

Голгофский признается, что это не приходило ему в голову. Тогда, прихлебывая виски, Бонье излагает свою точку зрения на вопрос.

Технология татуировок ноосферы в той форме, в какой она была известна Египту и Вавилону, считает он, исчезла еще в поздней античности. Но сама способность оккультных практиков создавать в пространстве ума ощутимое для всех облако смыслов, используя отнимаемую жизнь, сохранялась всегда.

Навык этот, однако, подвергся такому же жестокому вырождению, как и другие древние умения. Если верить Солкинду — а Бонье ему верит — египетские маги использовали энергию «ка», мастерски переплетая ее вкрапления с общим узором психического поля планеты; результат сохранялся тысячелетиями. Но на излете Средних веков алхимики и маги использовали уже не столько жизненную силу убиваемых существ, сколько сырую энергию их страдания.

Если продолжить аналогию с татуировкой, а Бонье считает ее весьма удачной, то вместо втирания краски в мельчайшие проколы, как поступала древность, колдуны Средневековья делали акцент на сам укол — чтобы, так сказать, дольше сохранялась вызванная им краснота.

Стойких пигментов у них уже не было.

Самые мрачные средневековые ритуалы выглядели не только страшно, но и непристойно — и Бонье сознательно не приводил их мерзких деталей во время доклада: все-таки он работает по гранту, который называется «Небо Европы». Но Голгофскому он кое-что скажет.

Например, обычным для колдунов методом послать письмо сатане было совокупление с козлом и его последующее убийство… Ужас в том, что подобные послания князю Тьмы, носившие глубоко личный характер, нередко считывались с тонких планов случайными людьми — отсюда кошмары, инфернальные видения, даже случаи сумасшествия, которыми пестрят средневековые хроники. Ведьмы отрубали головы петухам и козам тоже не просто так. Но не будем скатываться в мизогинию…

Голгофский интересуется, было ли убийство животного или человека единственным средневековым способом запечатлеть послание в ноосфере.

Нет, отвечает Бонье, медиум мог причинить страдание кому-то другому или даже самому себе — и напитать проделанные в мировой душе дырки чернилами, так сказать, своего сердца. Подобными методами сознательно действовали сектанты, «святые мученики», желавшие распространить свое вероучение, и — чисто интуитивно — люди искусства, мечтавшие, чтобы их имя сохранилось в веках. Как будто, хе-хе, «Томас» или «Александр» — это было их имя, а не случайная бирка, повешенная при рождении на физическое тело…

Совсем тихо, словно боясь спугнуть собеседника, Голгофский интересуется, сохранились ли технологии практического создания химер в современных ложах.

Бонье, уже сильно пьяный к этому моменту, глядит на Голгофского с иронией.

— Для обсуждения этой темы, брат мой, вам пока не хватает градуса, — говорит он. — Или, может быть, — он косится на бутылку, — его пока не хватает мне…

Они выпивают еще по стопке. Бонье встает из-за стола, кое-как подходит к джук-боксу и снова ставит «Натали».

— Не могли бы вы станцевать под эту песню? — говорит он. — В русском танце есть… есть…

Он щелкает пальцами.

— В нем сохранилось что-то степное и монгольское. Древнее и настоящее.

— Если я станцую, вы ответите на мой вопрос?

— Возможно, — кивает Бонье.

Голгофский пускается в пляс. Он отлично понимает, чего хочет Бонье — и, проходясь перед собеседником вольной волжской присядкой, старательно думает о выплатах по ипотеке.

Бонье удовлетворен. Он наливает еще бурбона, но не теряет контроля над собой.

— Да, все это существует до сих пор, — говорит он. — Я не могу описать конкретные технологии, которыми пользуются современные практики. В таких тонкостях я этот вопрос не знаю. Скажу только, что для этого необходимо страдание или смерть живого существа — и тренированная воля медиума, способного достаточно долго и отчетливо концентрироваться на послании, которое он желает спроецировать в коллективное бессознательное.

— А в каких масштабах это практикуется сегодня?

Бонье хмыкает.

— Создатели химер давно поставили свое производство на промышленную основу, мой друг. Они используют для этого все возможности современного мира — от фабрик, где массово забивают скот, до, увы, концлагерей. И занимаются этим не наши с вами братья-каменщики, а куда более приземленные и недобрые силы… Как вы полагаете, почему нашу прессу называют «корпоративной»? Это от «corpus», «тело». Имеется в виду… Впрочем, догадайтесь сами.

Голгофский понимает, что давить на собеседника неразумно — Бонье может замолчать. Если он и проговорится, то сам. Поэтому Голгофский меняет направление беседы.