Искусство любви

– Опять Дипсада? Эта сводня?!

– Она – умная. И она хорошо вас изучила.

– Что такое? Дипсада изучила мужчин? Ни одна женщина не в силах понять мужчину.

– Да что в вас непонятного? Вы неспособны любить никого, кроме себя, и ничего, кроме своего удовольствия. Вот и вся разгадка.

Терция высказала ещё несколько колкостей по поводу мужского естества, оттолкнула пару раз любовника, сказала, что не в настроении, – и так воспламенила его, что он пылко заключил её в цепкие объятия, из которых ей было не освободиться, сколько она ни пищала и возмущалась.

По этому случаю появились стихи:

«Я не люблю ничего без борьбы и препятствий.

Скучно становится мне от доступной и пресной любви:

Точно не в меру поел сладкого – вот и мутит.

Этот мой вкус лукавой подмечен Коринной.

Хитрая, знает она , чем пыл мой наверно разжечь.

Ах, притворялась не раз, перечила, вон выгоняла.

Как же я мешкал тогда, как не хотел уходить!

И не ошибся ни разу: она и сама не желала.

А уж потом столько нежностей мне расточала,

А целовала меня, – боги! – о, сколько и как!

Шею мою обовьёт, и тысячью жарких лобзаний

Вдруг мне осыплет лицо, – я погибаю от них!

Чаще со мною лукавь, чаще отказывай, крошка!

Так лишь крепнет любовь, без усилий хирея.

Вот что требую я, вот чем держится страсть.»

Глава 13. Назон

Он открыл глаза. Светало: сквозь ставни чуть брезжила заря. В доме стояла тишина: госпожа не велела шуметь по утрам, когда так сладко спится. Окончательно пробудившись в глубинах чужого спящего дома, Назон счастливо потянулся. В голове всплыли строки: « Тот несчастлив, кто в бездействии выдержать может целую ночь, почитая наградою сон…» Осторожно освободив руку, на которой покоилась головка Терции, он потянулся за стилем и дощечками: рождалась, просилась на свет новая элегия…

Милая пошевелилась. Как она была хороша спящей!

«Навзничь лежит на пурпурной постели, Тёмные кудри свои разметав, Схожа с вакханкой, уставшей от ночи, Полной любовных безумств…» – торопливо записывал он набегавшие строки. Крошка не любит, когда он пишет. Она стихи в грош не ставит и часто корит своего поэта их нескромностью.

– Зачем доводить до сведения всего Города то, что происходит с нами двоим и втайне?

– Что тебя беспокоит? – горячился он. – Тибулл писал о своей Делии и не такое, но она была в восторге. Проперций восхвалял Цинтию, и она ничего не имела против. Отныне ты не какая-то Терция Корнелия, но Коринна.Я прославлю тебя в веках.

– Можешь прославлять меня в веках, сколько угодно, но только не на Крытой улице, где знают Капитона.

Он обещал хранить тайну. Вперемешку с поцелуями он обещал также пылкую любовь, верность до конца жизни и многое другое. Говорят, боги смеются, внимая клятвам влюблённых .

Его окончательное вселение в дом Капитона произошло естественно и незаметно. Отослав дядьку со служанкой в Сульмон и оставив при себе только Пора, он с радостью перебрался на всё готовое, что при столичной дороговизне должно было сохранить ему немало денег. Назон полагал, что, поселившись у Терции, ни в чём не изменит образа жизни, и первое время даже открыто пытался заняться литературой. Им была задумана трагедия о Медее, и он собирался больше не откладывать работу. Но милая считала иначе.

«Сколько уж раз «Отойди, не мешай!» говорил я подруге,

Но на колени ко мне тотчас садится она!

«Мне неудобно» – скажу, а милая чуть ли не в слёзы.

«Горе мне» – шепчет, – «Моей тяготится любви…»

Шею мою обовьёт, и тысячью жарких лобзаний

Вдруг мне осыплет лицо, и вмиг я растаю,

С треском дощечки падут и следом за ними мой стиль.»

– Что ещё за Медея? Зачем писать о такой злодейке? – капризничала Терция.

– Не вмешивайся. Тут я волен.

– А я запрещаю. Ты должен писать только обо мне.

Их дни были полны любви и восхитительного ничегонеделанья. Они играли в кости, передвигали стеклянные фигурки по клеткам доски, не гнушались мячиком и прятками, веселясь, как дети. Обнаружив невежество милой, он принялся исподволь развивать её вкус, читая вслух Каллимаха и Сапфо, Тибулла и Проперция, чтобы не стыдно было показаться с нею в люди, и хотя она позёвывала, но слушала, искренне желая стать похожей на образованную женщину.

Ей уже начинало нравиться, что многие люди спрашивали, кто такая Коринна, кому посвящено столько знаменитых стихов. Чтобы повеселить её, он принялся сочинять любовные послания знаменитых женщин своим возлюбленным. Терцию забавляли стоны Дидоны, вздохи и слёзы, и он с увлечением рассказывал ей о любовных передрягах богов и героев: таких историй он знал великое множество.

– Как хорошо нам вдвоём, правда? – иногда мечтательно говорила она. – Всю бы жизнь не расставаться.

Временами ему начинало казаться, что крошка расставляет брачные сети, делая это наивно и неумело. Без сомнения, она уже смотрела на него, как на свою собственность. Ревнива же она была до невозможности. Стоило ему во время совместной прогулки взглянуть на какую-нибудь женщину, Терция надувала губки.

– Прикажешь закрыть глаза? – досадовал он.