Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров

Новая читательская аудитория массовой газеты состояла преимущественно из представителей так называемого среднего сословия. Хотя оно не являлось строго определенным классом в европейском смысле, но становилось все более заметным в русском обществе, особенно когда ежедневная пресса предоставила ему площадку[225]. «Средний читатель», за которого боролись газеты, был относительно новым социальным явлением в России 1860-х годов. Первой эту читательскую аудиторию начала взращивать «Северная пчела», удовлетворявшая интересы низших слоев чиновничества, слуг и купцов[226]. Лояльность «Голоса» к читателям из этого среднего сословия была очевидной для современников. По мнению одного из журналистов, газета была «точным снимком с нынешнего среднего, преимущественно чиновничьего, русского общества»[227]. Точно так же и газета «Сын отечества», выходившая тиражом 20 000 экземпляров, представляла своих читателей как принадлежащих к тому же социальному типу[228]. Любопытно, что газеты предполагали, что их читатели были лишь частично образованы; помимо других преимуществ, ежедневная пресса давала возможность улучшить свое образование[229]. В 1863 году на страницах еще одной ежедневной газеты, «Северной почты», появилось следующее подробное описание широкой публики:

Число читателей увеличилось… до такой степени, что не только в библиотеках, но буквально на каждом шагу вы встречаетесь с какой-нибудь газетой. Всякий лавочник и приказчик, пользуясь минутой досуга хватается за газету. В мясных лавках и даже на улицах постоянно встречаются их листы, где-нибудь на скамейке присядет с газетным листом какой-нибудь грамотей, и вокруг собирается группа слушателей. Иной с трудом разбирает текст по складам, а все-таки читает, и притом вслух. Политические известия от этого популяризируются чрезвычайно быстро и понятия читателей успешно обобщаются[230].

Новый читатель требовал нового писателя. Если журналистика традиционно была прерогативой интеллигенции, то массовая пресса была «укомплектована людьми, не обремененными интеллектуальной традицией» [von Geldern, McReynolds 1998: xviii]. Массовые ежедневные газеты, как, например, «Голос», занимали среднее положение между толстым журналом и так называемыми «народными газетами», намеренно упрощенными для грамотных крестьян и ремесленников. Эти непритязательные издания, в отличие от ежедневных газет общего характера, обычно обращались к читателю свысока, что не способствовало их популярности в социальных кругах за пределами предполагаемой аудитории[231].

Для поддержания открытого диалога между газетой и читателем издатель «Голоса» Краевский предлагал подписчикам из провинции присылать для публикации актуальные сведения, связанные с их родными городами и деревнями. Более того, он представил газету как заботливого спутника: чтобы угодить читателю из всех слоев общества, газета даже разрешала подписчикам платить в рассрочку. Краевский подчеркивал важность «деятельной инициативы самого общества» для достижения гражданского духа. Стимулирование этой гражданской активности было самопровозглашенной ролью «Голоса», который «расширил основу того, что составляло “публику”, приглашая все больше и больше разных русских объединяться в орган мнения»[232]. Современники признавали его своего рода конструктом (что всегда неизбежно). Журналист С., например, критично расценивал «Голос» как носителя «готовых “мнений”, пригодных для среднего класса людей»: «Читатели “Голоса” могут чувствовать себя свободными от необходимости размышлять самостоятельно; за них мыслит и рассуждает газета»[233]. Являясь одним из распространителей общественного мнения, «Голос» действительно отражал средний образ широкой читающей публики в России середины XIX века[234].