Мы не стали обходить весь дом, но я провела Джокасту по тому же маршруту, по которому на прошлой неделе водил меня Самир – по задней лестнице на третий этаж, а затем вниз. На всем пути Джокаста что-то записывала в свой блокнот. В бальном зале она задержалась, дав Йену время на съемки, а мне – понаблюдать за тем, как ее оценивающий взгляд скользил по стенам и своду. Потом она велела Йену заснять ванну, упавшую сквозь провалившийся потолок на пол нижнего этажа. А затем я, зажав нос, показала им разрушенную комнату, в которой кто-то разводил костер.
В комнате Виолетты мы снова остановились, и Джокаста громко ахнула:
– Это же Энгр!
Я глянула через ее плечо:
– То-то мне стиль показался знакомым.
Джокаста зашла в комнату и медленно обошла ее по кругу, рассматривая картины.
– Невероятно! – в коридоре она вздернула голову: – А где-то еще сохранились произведения искусства?
– Я тоже задавалась этим вопросом. Но, похоже, никто не знает. Библиотека также пуста.
Джокаста поджала губы:
– Почему все вынесли, а в спальне Виолетты картины остались?
Я лишь пожала в замешательстве плечами и развела руками:
– Без понятия.
Джокаста снова сделала пометку в блокноте:
– За этой историей кроется что-то большее. В ней есть какая-то нестыковка.
– В ней многое не сходится, – согласилась я.
– Возможно, копание в ней вскроет какие-нибудь неприятные или отвратительные семейные тайны, – допустила Джокаста. – Подобное случается сплошь и рядом. Вы готовы к такому обороту? К тому, что может всплыть нечто такое, о чем вы даже не подозреваете?
– Знаете, еще месяц назад я даже не подозревала о существовании этой усадьбы. Так что я не вижу резона цепляться за общепринятую версию событий.
– Да, пожалуй, верно, – нависнув над перилами, Джокаста снова оглядела бальный зал. – Вы знали свою мать. Что, если секреты касаются и ее?
– Думаю, у мамы была своя тайна. Иначе она бы не уехала отсюда, разом от всего отказавшись.
Кивнув, Джокаста снова начала обходить комнату. Медленно, внимательно все изучая. Встав у кровати, она помолчала, а потом пустилась в воспоминания:
– Эта комната в точности такая, какой я представляла себе графскую опочивальню. Когда я была маленькой, графиня устроила бал для всех девочек графства. Наверное, для того чтобы мы почувствовали вкус к жизни на другом уровне, поняли, как следует одеваться и держать себя. Мне было двенадцать, я танцевала в голубом платьице и больше никогда в жизни не ощущала себя такой красивой…
– А моя мама была на том балу?
– Конечно! Тогда ей было лет двадцать или около того. И она казалась нам такой прекрасной, такой гламурной… как какая-нибудь кинозвезда. Принцесса Грейс… печальная, немного отстраненная, очень добрая.
Мне не составило труда вообразить маму обходящей зал в сопровождении холеного, красивого пажа, под восхищенными взглядами юных девушек.
– Спасибо вам за этот рассказ. И за то, что помогаете мне составить представление о бабушке. А то о ней разное говорят.
– Графиня была незаурядной, выдающейся личностью. Ее либо любили, либо ненавидели. К концу жизни она стала еще более эксцентричной, то и дело впадала в крайности… Со стороны это казалось помешательством. А так – обычная старческая деменция.
– А с моим дядей вы были знакомы?
– Вы имеете в виду Роджера? Он вроде жил в поместье одно время, но я его не помню.
Мы продолжили обход дома. И закончили его у основания величественной лестницы. Коты в этот раз нам на глаза не попадались. Возможно, они стали более осторожными. Издавая благоговейные возгласы, Йен произвел круговую съемку всего пространства. У меня самой сердце вновь затрепетало от восторга. Резные узоры на дереве так красиво играли в лучах света, струившегося сквозь разноцветные витражные стекла. Рубиновые, сапфировые и топазовые блики скользили по лестнице и стенам. И создавалось впечатление, будто мы внутри калейдоскопа.
– Это потрясающе, правда?
Джокаста кивнула.
– Чудесный дом. Он еще удивительнее, чем запомнился мне в детстве, – оглядев галерею, Джокаста снова перевела взгляд на меня: – Но и разрушения в нем большие. На восстановление уйдет целое состояние и, возможно, годы работы. Вы пойдете на это?
– По правде говоря, не знаю, – призрак мамы замаячил на лестнице в красных, синих и желтых всполохах света, и я проследила за ее спуском по ступеням глазами бабушки. Обе ненавидели Розмер. – «Для чего же мне его спасать?» – Но мне больно видеть, как он разрушается. И еще больней думать, что однажды его не станет.
– Мне тоже, – сказала Джокаста. – Пойдемте… взглянем на сад. Возможно, следует начать с него. Его проще всего восстановить и заставить приносить деньги.
– Почему?
– Я покажу вам.
Мы вышли из дома через заднюю дверь.
– Кухня почти не пострадала, – заметила Джокаста, когда мы снова проходили мимо. – Из нее выйдет неплохое временное жилье.
Я представила себе, как живу в ней одна, рядом с пустым и безмолвным домом, и содрогнулась:
– Я бы предпочла гостевой домик. Кто-то мне сказал, что в нем несколько жилых комнат.
– Давайте осмотрим его на обратном пути, – Джокаста уже бодрым шагом маршировала с холма вниз по дороге.