– Неужели? – метнув на меня быстрый взгляд, Ребекка посмотрела на мужа: – Сэм – писатель? Почему ты это знаешь, а я нет?
Глаза Филиппа блеснули, он забавно шлепнул губами, а затем шутливо пояснил:
– Потому что я – не сноб, как моя женушка, – отпив вина, он добавил: – И я его читал. По крайней мере, первый роман. Второй, правда, так и не одолел.
– А я не подозревала, что он – писатель. Сэм, конечно, очень привлекательный, и я знала, что он закончил университет, но… Ладно, что уж там, – повела Ребекка плечом.
Филипп встал и забрал наши тарелки:
– У меня еще предусмотрен десерт, так что не вздумайте ускользнуть.
– Я об этом и не мечтала, – сказала я.
Через неделю я снова увиделась с Джокастой. С собой она привезла архитектора, топографа и ландшафтного историка.
– У меня хорошие новости, – сияя, объявила она мне, когда мы встретились в саду Розмера. – Мы начинаем работать.
Разволновавшись, я схватила ее за руки:
– О, Господи! Да это отличные новости!
– Да. Я очень рада. И, если вы не возражаете, пускай эти люди приступают к работе. Нам же надо понять, с чем мы имеем дело. Йен и Диана будут следовать за ними и снимать, а мы с вами пока присядем и все обсудим. Из Америки новости есть?
– Все еще в процессе, но я не сомневаюсь, что суммы для начала хватит сполна.
– Хорошо. У вас еще будут доходы от поместья, так что я уверена: в наших силах сдвинуть все с мертвой точки. План таков: каждые два месяца мы будем выпускать по одному эпизоду, пока у нас будет интересный материал. Начнем с нашей первой ознакомительной прогулки двухнедельной давности, добавим к отснятому тогда материалу то, что снимем сегодня. И этот выпуск выйдет в эфир в апреле. Годится?
Я моргнула. Я думала, что съемки ведутся заблаговременно, что у Джокасты уже готово множество программ, и пока черед дойдет до сезона о Розмере, утечет много воды.
– Это очень быстро, – пробормотала я.
– Да, – кивнула Джокаста.
– Кто сказал «А», должен сказать и «Б», – пожала я плечами.
– Вот это настрой! – подхватила Джокаста. – Мы сегодня будем снимать только поместье. А потом – в какой-нибудь из дней на следующей неделе – я привезу с собой парикмахера и гримера, и мы отснимем ролик с вашим и моим участием. Он станет квинтэссенцией истории. Как звучит? Хорошо?
– Конечно.
Денек выдался напряженный. Историк нам привел такую уйму фактов, что у меня ум за разум зашел, и я решила упорядочить свои записи по возвращении в гостиницу. Голова оказалась забита веками истории и поколениями, сменявшимися на их протяжении. Ей было от чего пойти кругом!
Едва съемочная группа отъехала, я набрала смс-ку Самиру:
Пока я спускалась по холму вниз, к оранжерее, вдали показалась гряда тучевых облаков. Похоже, снова собирался дождь. Но такой был в Англии апрель. Что еще можно было от него ожидать? На одном из холмов стадо барашков – белых кудрявых шариков – разбрелись по склону, пощипывая нежную зеленую травку. Поля, еще черневшие в день моего приезда, теперь покрылись изумрудной муравой. Это взошел рапс – для масла канола. Я представила себе, как преобразятся поля, когда он зацветет. Похоже, Ребекка не без причины восторгалась их красотой!
Я еще не почувствовала себя собственницей поместья, но при взгляде на волнистые просторы, сердце заныло. Может, стоит сохранить эту землю такой, какой она была веками? И спасти усадьбу для грядущих поколений? Но ради чего? Или кого? Ради себя? Ради мамы? Я не знала…
Косые лучи вечернего солнца преломлялись в разбитых рамах оранжереи, отбрасывая на голубые стекла острые тени и золотистые блики. Железный каркас подвергся коррозии неравномерно, и причудливый орнамент на крыше в виде спиралей и завитков пестрел хаотичными рыжими пятнами. Где-то в отдалении прокричала птица; ее призыв – громкий и резкий – показался мне знакомым, но опознать крикунью я не смогла. А когда я пригнула голову, чтобы войти в низкую дверь оранжереи, мне почему-то стало страшновато.
Затаив дыхание, я все же переступила порог. Феерия одичавших растений тут же увлекла меня вперед. Без ухода лианы и кустарники безудержно разрослись; некоторые были покрыты цветами, но их названий я не знала. Внутри оранжереи было теплее, чем снаружи, но в огромную брешь возле крыши врывался со свистом ветер. Мои шаги спугнули двух голубей; вылетев из скрытого где-то гнезда, они, отчаянно работая крыльями, устремились к этой дыре. Их обиженное гурчание еще несколько секунд разносилось над оранжереей.
Вынув телефон, я стала снимать на камеру стеклянные рамы, разъеденное коррозией железо и безумное буйство растений. Некоторые плети были толщиной с мою руку. Я узнала ярко-пурпурные герани в одном углу и прелестные белые петуньи.