И впервые с того самого момента, как я узнала накануне вечером о судебном иске, поданном Грантом, я почувствовала, что напряжение, сковавшее меня, слегка ослабло. Мне отчаянно захотелось выговориться. Рассказать Самиру обо всем – и о проблемах с домом, и о своих сомнениях в себе и своих возможностях его сохранить, привести в надлежащий вид в кратчайшие сроки. И о вызове, который бросил мне бывший бойфренд. Может, я выжила из ума?
Возможно. Меня обуревали сомнения, подпитанные непогодой и новыми трудностями.
Но бросить все и улететь в Америку я не могла. Мне необходимо было выяснить, что хотела от меня мама. И начать следовало с осмотра вещей в двух комнатах Розмера – маминой и бабушкиной. Мама оставила их для меня, и я должна была все обследовать и изучить. Но одна только мысль о блуждании по дому в одиночку заставляла меня жутко нервничать.
Да, в некоторых частях усадьбы находились рабочие. Но мне этого было недостаточно. Мне требовалась реальная помощь.
Грунтовку в Розмер развезло из-за дождя; лужи и рытвины сильно замедлили движение после съезда с главной дороги. Тяжелые грузовики вкупе с обильными осадками превратили ее в месиво. Мысленно я добавила в список стоявших передо мною задач еще одну: все проселочные дороги разровнять грейдером, либо засыпать выбоины щебнем или чем-нибудь еще. Эта идея всколыхнула мое неукротимое воображение, и я на некоторое время унеслась в далекое, но такое упоительное будущее…
Дожди затруднили также проезд к месту, с которого я могла оценить масштаб разрушений в задней части дома. При попытке запрокинуть голову глаза грозила залить вода, а ноги рисковали утонуть в хляби очень глубоко. «Хорошо хоть я додумалась надеть резиновые сапоги!» – порадовалась я. И, взяв пальто и зонтик, сказала водителю:
– Можете высадить меня здесь, Роберт. Я дойду до аббатства пешком.
– По такой грязи, миледи? Я охотно подожду вас и отвезу туда.
Я помотала головой:
– Дорога размыта. Проще дойти, чем доехать. Я и так вам очень признательна.
Открыв зонтик, я вылезла из машины под его укрытие и пошлепала по грязевой жиже через задний сад к основанию большого старого дуба. Он, конечно, не мог полностью защитить меня от дождя, но, по крайней мере, его крона была достаточно густой, чтобы дать мне возможность взглянуть вверх. А там…
Зияющая брешь теперь прорезала весь северо-западный угол. Крыша обрушилась внутрь; остались только стропила, под которыми грудились обломки каменной кладки. Стены на третьем этаже не было. Часть второго этажа тоже не устояла. Громадную брешь заливало дождем. Я представила пруд, образовавшийся в бальной зале.
И зачем я все это затеяла? Разве могла женщина, никогда не имевшая даже обычного дома, осилить реставрацию шестисотлетней усадьбы с тридцатью семью обветшавшими комнатами? Стоя под дождем и глядя на дом, из которого сбежала моя мать, я почувствовала себя полной дурой. Я позволила себя соблазнить собственному воображению! Как же! Хозяйка роскошного особняка, новоявленная леди «Спасительница». Победительница тьмы.
Смешно…
Внезапно мне захотелось лишь одного – оказаться снова в своем кабинете в редакции «Яйца и курицы», просматривать уже изданные экземпляры журнала с фотографиями и планировать новый, большой и красивый выпуск. Или попивать коктейль в каком-нибудь колоритном модном баре, поглядывая на официанта с волосами, стянутыми в хвост, и щегольской бородкой на подбородке.
Какого черта я делала в этой английской глуши? Зачем вообще пустилась в это «донкихотское» путешествие? Что я думала здесь найти?
Гнетущая пустота в груди стала стремительно нарастать. И нарастала до тех пор, пока мне не захотелось закричать. Пока я, наконец, не осознала, в чем было дело.
Отправившись в это путешествие, я ожидала вновь обрести свою маму. Притом не образ, и так врезавшийся в память, а настоящую, живую – во плоти и крови – маму! Я так надеялась, что однажды она зайдет в ворота идеально отреставрированной усадьбы в своих любимых шерстяных слаксах и скажет: «Я верила в тебя, моя дорогая!»
Какой же дурочкой я была!
– Мадам?
Обернувшись на вежливый голос, я увидела полицейского в черной униформе. Он был средних лет, с массивной, тяжелой челюстью и лицом, оплывшим от неумеренного возлияния пива до позднего вечера в пабе.
– Да?
– Я вынужден попросить вас уйти. Мы проводим полицейское расследование. Вам придется дождаться официального заявления нашего уполномоченного представителя.
«Похоже, он принял меня за репортершу».
– Я – Оливия Шоу, – представилась я, но, не заметив изменений в лице полицейского добавила (ненавидя себя за это): – Графиня Розмерская.
– Ах, – скрыв удивление, мой собеседник отступил на шаг. – Что ж, тогда другое дело. Полагаю, вы захотите проследовать за мной. Мы тут кое-что нашли.