Прослышав, что мы ищем такие образцы, в лагерь однажды пришел пасхалец Андрес Хаоа, с которым никто из нас прежде не сталкивался. К нашему удивлению, он принес тонкий черепок красной посуды ручной лепки, явно неевропейского происхождения. Тогда нам не пришло в голову, что черепок мог быть взят из пещеры, и мы стали допытываться, где Андрес Хаоа его нашел, обещая дополнительное вознаграждение. А он взял да отвел нас к Аху Тепеу, где, как потом выяснилось, один его приятель разбросал маленькие осколки, чтобы мы поверили Андресу, что они были найдены здесь. Но мы были предупреждены, и обман раскрылся. У этих осколков был свежий излом, и они точно совмещались с уже полученным нами большим черепком. Выходило, что у Андреса были еще черепки, однако он от досады, что его разоблачили, отказался говорить, где взял их на самом деле.
А вскоре тот же Андрес неожиданно явился к патеру Энглерту и торжествующе показал три целых сосуда, говоря, что члены экспедиции их не увидят, потому что назвали его лжецом. Энглерт знал все закоулки маленьких деревенских жилищ и утверждал, что в доме Андреса эти сосуды не хранились. Тем временем они снова исчезли неведомо куда.
Все это происходило в начале нашего пребывания, когда пасхальцы еще не открыли нам секрет пещерных тайников. После того как мы побывали в пещерах Атана и Ласаро и когда уже намечался визит в тайник Энрике, я услышал от Атана Атана, будто он давно подозревал, что у его родственника Андреса Хаоа тоже есть пещера, и теперь это подозрение подтвердилось. Он посоветовал мне восстановить дружбу с Андресом, которого я поставил в трудное положение, допытываясь, откуда черепки, — ведь они были взяты из пещерного тайника. Я послал Андресу подарок и попросил передать ему от моего имени дружеские слова; как потом говорил Атан, Андрес даже прослезился от радости, что холодной войне пришел конец.
В ночь на 22 марта, когда Энрике, как уже говорилось выше, на перекрестке дорог вручил мне «ключ» от своей пещеры, я как раз направлялся на встречу с Андресом Хаоа в доме Атана Атана. Андрес снова принялся объяснять, мне, что я сам, по сути, вынудил его отвести нас к Аху Тепеу, чтобы отвлечь внимание от родовой пещеры, где на самом деле хранились его ипу маенго (Heyerdahl, 1958, ch. 9). Теперь он готов показать мне тайник, но начальником над пещерой считается его младший брат Хуан Хаоа, которому отец передал «ключ», а Хуан не отдает «ключ», хочет, чтобы я пришел к нему в дом. И в ту же ночь в уединенной лачуге Хуана Хаоа состоялась драматическая встреча. Хуан не работал на раскопках, и прежде я не встречался с ним. Еще не было сказано ни слова о пещере, а он, человек явно замкнутый и недружелюбный, уже весь ощетинился и не обращал внимания на несмелые попытки Андреса и Атана убедить его, что у гостя тоже есть мака. Все время рядом с ним молча стоял коренастый пасхалец средних лет по имени Хуан Нахоэ. Он выполнял для рода Хаоа роль туму и выступал, по местному обычаю, судьей и посредником в семейных делах братьев. Атмосфера была враждебная, напряженная, Хуан постепенно взвинчивал себя, как это делают шаманы, до состояния невменяемости. На его друзей слова и жесты Хуана производили сильное впечатление, я же чувствовал себя очень неловко. Развернувшаяся между нами словесная дуэль кончилась тем, что мне было предложено показать свою ману. Хуан Хаоа ненадолго вышел из комнаты и вернулся, держа в руках легкий, плоский сверток и тяжелую корзину, и то и другое из камыша тоторы. Мне было сказано, что я получу «ключ», но сперва, если и впрямь обладаю маной, я должен угадать содержимое плоского свертка. Решив, что в нем лежит какое-нибудь пасхальское изделие из перьев, я нерешительно пробормотал фразу, в которой упоминалось испанское «слово плюма, то есть «перо». Со свирепым лицом Хуан развернул сверток и показал тетрадь, страницы которой были заполнены знаками ронго-ронго и текстами в латинском написании. Счастливое совпадение спасло мой престиж: у испанского слова «перо» несколько значений, пером, в частности, пишут, и мне удалось убедить злобного противника, что мой аку-аку подсказал мне верное слово. Ночная встреча кончилась тем, что Хуан вручил мне и тетрадь ронго-ронго, и «ключ» от пещеры своего брата Андреса; и в этом случае роль ключа играл тяжелый каменный череп (К-Т 1855; фото 198 d). Тетрадь ронго-ронго напоминала ту, которую я видел и фотографировал у Эстевана Атана, однако в ней были другие предания и записи, а также этнографические и лингвистические сведения, представляющие научную ценность. Материал этот опубликован и рассмотрел в другом месте (Heyerdahl and Ferdon, 1965, p. 359–459; статьи Хейердала, Кнорозова, Федоровой, Кондратова и Бартеля).