Хуан Хаоа явно слыл человеком, наделенным сверхъестественными качествами. Присутствующие титуловали его брухо, то есть «колдун». Свой дом и окружающий участок он называл «домом аку-аку». О живущей по соседству тетке своей жены (это была старуха Виктория Атан, она же Таху-таху) он говорил как о могущественном аку-аку, наделяющем его маной. Показав на слова в тетради, написанные поблекшими чернилами другого цвета, он заявил, что они представляют собой аку-аку тетради. Вот эти слова: «Кокава аро, кокава туа, те игоа о те акуаку, эруа».
Хуан Хаоа объяснил, что это «старые слова», их трудно перевести, а смысл-де такой: «Когда износится и спереди и сзади, сделай новую». Кондратов (1965, с. 407) позднее заметил, что Ко Кава Аро и Ко Кава Туа, согласно приведенному у Энглерта (1948, с. 169) перечню имен аку-аку, которые еще помнят на Пасхе, — два аку-аку, будто бы обитающие вместе в районе Рааи. Так что возможно, у этой фразы, которую Хуан Хаоа считал аку-аку, двойной смысл.
После того как были налажены дружеские отношения, нам полагалось всем произносить вслух слово такапу; подразумевалось, что оно приносит удачу и ману. Пасхальское слово такапу обычно переводится в литературе как «ритуальная земляная печь», однако оно само по себе выполняет магическую функцию и к земляной печи имеет отношение лишь в том случае, если ему предшествует слово уму; так, перед входом в пещеру Атана была устроена уму такапу.
Очевидно, под влиянием христианских ритуалов Хуан Хаоа налил нам какое-то красное вино и объяснил, что теперь мы все братья и должны глотнуть кровь друг друга. В разговоре выяснилось, что у братьев Хаоа есть еще одна пещера, а распоряжается ею Туму (Хуан Нахоэ).
На другой день на макушке круглого холма, возвышающегося над нашим лагерем в Анакене, состоялась причудливая церемония. Здесь собрались все те, кто присутствовал на ночной встрече. Хуан Хаоа встал на расчищенный экспедиционными археологами очаг и, держа тетрадь в одной руке и взмахивая другой, произнес вполголоса на рапануйском диалекте речь, обращенную к незримой аудитории где-то в пространстве над голой равниной и морем. В подтверждение нашей дружбы я получил вырезанную самим Хуаном Хаоа из дерева великолепную меч-рыбу, после чего мы оба прочли вслух якобы магическую фразу из его тетради. Завершилось все обильным угощением в экспедиционной столовой. Хуан Хаоа попросил подарить ему настольный норвежский флажок на серебряном флагштоке и миниатюрную модель плота «Кон-Тики» в пластиковом футляре, чтобы положить их в пещеру Андреса, когда будет вынесено хранящееся там имущество.
На следующий день, 24 марта, был назначен пир куранто, который наша экспедиция устраивала возле лагеря для двухсот пасхальцев, участников задуманного Педро Атаном показа — как в старину, перетаскивали большие статуи. В разгар пира ко мне подъехал на лошади старый дряхлый островитянин-метис и шепотом сообщил, что ему поручено передать: если я завтра в полночь приду в дом эль брухо, меня ждет удача. Он тут же удалился, но присутствующие узнали в нем Даниеля Паоа, сына дочери Дютру-Борнье от местной женщины. Иначе говоря, его мать была одной из двух девочек, которых старый пасхалец спас, укрыв в пещерном тайнике, когда убили их родителей (наст, том, с. 37). Я не представлял себе, в каком родстве состоят старик Дапиель и братья Хаоа, но не сомневался, что под «колдуном» подразумевается Хуан Хаоа, вручивший мне «ключ» два дня назад.