Искусство острова Пасхи

Попросив меня немного подождать, Эриа вышел, видимо, в соседний дом. Вернулся он с тяжелым мешком, в котором лежали аккуратно перевязанные самодельными лубяными веревочками бумажные свертки. По мере того как он их развертывал, большой стол, единственный в комнате предмет обстановки, оказался заполненным разнородными каменными изделиями. Их было двенадцать штук, все очень интересные, прекрасно исполненные, с заметной патиной. Одна из фигурок, вырезанный из пузырчатой лавы птицечеловек типа тангата-ману, была так сильно повреждена, что край одной глазницы почти совсем стерся — несомненное последствие долгой эрозии, потому что резец скульптора сразу сокрушил бы тонкую перегородку. Остальные предметы тоже производили впечатление подлинных и старинных, по всем признакам отличаясь от современных подделок. Плита ронго-ронго выглядела поновее, но и то она вполне могла быть сверстницей полученных нами тетрадей.

Так или иначе, Эриа явно кривил душой. Эти изделия были вырезаны не им. Все более замысловатая тема пещер пополнилась еще одним, совсем новым штрихом. Всего несколько дней назад сводный брат Эриа, Левианте, пытался «проверить» меня, выдав новые скульптуры за старые, и был только доволен, что я не поддался на обман. Теперь Эриа выдает старые скульптуры за новые и утверждает, что сам их изготовил. Настала пора мне устроить проверку дарителю, и я стал задавать вопросы.

— Ты сделал все эти фигурки, Эриа?

— Да, я скажу правду, я сделал их все.

— Когда?

— Года три назад.

— Откуда ты взял идею, мотивы?

— Из книг!

Было совершенно очевидно, что он уклоняется от истины. Ведь кроме тангата-ману ничего похожего на разложенные на столе скульптуры никогда и нигде не публиковалось. Продолжая проверку, я показал на плиту с уникальной резьбой и нарочито серьезно заметил:

— Помнится, я видел такую же обезьянку в книге Метро о древностях острова Пасхи.

— Да-да, — подхватил Эриа, — я взял ее как раз оттуда.

Я показал на другое уникальное изделие и повторил трюк. Эриа снова клюнул на удочку. Тогда я показал на каменную фигурку человека, который сидел, положив руки на колени, и сказал, что ничего похожего в книгах не видел. Эриа поспешил объяснить, что скопировал большую коленопреклоненную статую из Хоту-ити. И хотя на самом деле здесь не было ни малейшего сходства, я согласился:

— Ну, конечно, это та статут, которую мы раскопали.

Эриа еще раз с явным облегчением повторил, что это так и есть. Однако тут же сообразил, что не мог он тремя годами раньше скопировать статую, раскопанную нами всего два месяца назад, и смешался. Когда я, показав на странную зооморфную голову с хохолком на носу, сказал, что никогда не видел такого, Эриа тотчас объявил, что это его собственная выдумка. В эту минуту вошел его отец, Алехо Рапу. Заметив, какую фигурку я держу в руках, он, не дожидаясь моего вопроса, объяснил, что она изображает мифическое животное, которое было известно древним пасхальцам. Тут Эриа окончательно растерялся, и я решил переменить тему, — похвалил его за мастерство и спросил, почему он три года назад перестал заниматься резьбой. Он ответил, что с камнями слишком много работы. Сколько же времени уходило у него на одно изделие? Месяц-два… Отец и сын облегченно вздохнули, когда я перестал их расспрашивать и попросил доставить всю коллекцию на судно.

В день отплытия старик Алехо Рапу прибыл на судно, чтобы проводить другого своего сына, Мартина, которого они не посвятили в нашу сделку, считая его настроенным «слишком современно». Эриа и Алехо уже получили ответные дары, и когда я отвел старика в сторонку, чтобы попытаться выяснить истину, он спокойно, с достоинством ответил, что ему не хочется, чтобы изделия, полученные мною от Эриа, оказались в числе копий, так как на самом деле, сказал он, «мои камни старинные».