Искусство психологического консультирования

Мы сами ставим ненужные препятствия на своем пути к познанию личности, не позволяя себе допустить возможность существования психологического переноса только потому, что ученые-экспериментаторы не успели собрать этому достаточное количество доказательств. На самом деле сами гипотезы, которые рано или поздно получают научное обоснование, — это зачастую те самые истины, которые еще столетия назад были провозглашены философами и психолога- ми-интуитивистами, как это произошло, например, с атомной теорией. Мы предполагаем, что в этой ситуации самой правильной точкой зрения было бы открытое допущение того, что большая часть общения между людьми и понимания ими друг друга зависит от материй более тонких, чем слово или жест. Само понимание в общем — это эмпатия, соответственно конкретные способы коммуникации, физические или психические, должны расцениваться как различные аспекты или инструменты эмпатии.

Значительный процент коммуникации между людьми составляют микродвижения, которые сами люди не осознают, почти незаметные изменения выражения лица, слабая дрожь в ответ на дурные мысли и легкая улыбка, вызванная приятными раздумьями. По выражению лица, которое постоянно меняется, окрашиваясь новыми нюансами, тот, кто знает этот язык, может как по книге читать мысли человека, а мускульная активность, проявляющаяся даже в позах и подергивании пальцев, является отражением нашего внутреннего душевного состояния. Люди получают больше информации из невербальных выражений своих собеседников, чем им кажется. Сейчас мы не можем с уверенностью определить, где кончается физическая передача мысли и начинается нефизическая.

Позвольте мне для иллюстрации еще одного подхода к этому вопросу обратиться к своему опыту, который мало чем отличается от опыта других. Часто в разговоре с собеседником у меня возникало любопытное подозрение, что он больше читает мои мысли, чем слушает, что я ему говорю. Это подозрение вызывало у меня приступ страха. Но тут я говорил себе, что с чего это я должен бояться, что он узнает о происходящем в моей голове? После чего я напоминал себе, что мне на самом деле нечего от него скрывать: если хочет — пусть читает мои мысли, я ведь действительно хотел бы помочь ему советом по любому поводу, с которым он ко мне обратится.

Заметьте, что этот небольшой психологический прием позволяет мне быть более честным с другим человеком. То есть я в некоторой степени могу выйти из игры в обман, в которую люди большую часть своего времени играют друг с другом. И я отказываюсь от лжи, как ни удивительно это звучит, используя гипотезу предполагая, что другой человек может читать мои мысли, так что скрывать от него что-то не имеет смысла. Таким образом, психологический перенос в повседневной жизни имеет этическую сторону — речь идет о честности. Если бы люди могли понимать, о чем думает другой, ложь стала бы невозможной; честность стала бы не только лучшей, но и единственно возможной тактикой поведения, так как обманывать уже не удавалось бы.

Чем искушеннее человек в психологическом понимании, тем сложнее становится ему лгать. Человек продолжает обманывать других, прибегая к таким универсальным приемам, как, например, выставление себя в наилучшем свете; но в этот самый момент он всегда испытывает психологический инсайт, который напоминает ему, что на самом деле ничего хорошего от создания видимости ждать не стоит. Это понимание разоблачает склонность к самообману и выявляет истинный мотив, скрытый за фальшивыми рационализациями, плодами тщеславия. Вполне понятно, почему некоторые неподготовленные люди боятся, что психологическое понимание сделает злых людей еще более демоническими и беспринципными, ведь тогда они научатся подчинять других своей воле. Однако все это по большей части чушь. А вообще верно, что постижение глубин психологии устраняет возможность лжи, заставляя человека быть абсолютно искренним.

«Все просто столбенеют, — пишет Зигмунд Фрейд, — когда понимают, насколько сильнее предполагаемой потребность говорить правду. Возможно, в связи с тем, что я полностью погрузился в психоанализ, — но я фактически не могу врать»[38].