Искусство революции (Альманах)

— Аннушка — старушка, формально не крепостная, просто временно жившая в доме у Затрапезных. Она проповедовала теорию «благодарного повиновения рабов», т. е., что бы ни сделал барин, следует терпеть и благодарить: «Повинуйтесь! Повинуйтесь! Повинуйтесь!» — твердила она (с. 302). За это тот, кто повинуется, получит царствие небесное! Экая биржа! Казалось бы, что тут плохого? Уж тем более — бунтарского или революционного? Даже вроде бы выгодно людоедским господам! Однако помещики считали такие рассуждения бунтом. Им не угодишь: не повинуешься — бунтарь, и «идейно» даже повинуешься — тоже бунтарь! Но их всё же можно и понять, ибо получалось, что Аннушка в рай попадёт, а «матушка» — в Ад, где и будет вечно «лизать раскалённую сковородку». Кому из богачей такая философия может понравиться? К тому же, ведь и в этой, реальной жизни, на Земле — в «этой философии» содержится явное осуждение — пусть и прикрытое — и неприятие господ и их вида и безобразного образа жизни вообще, что, естественно, не могло не вызывать у них глухого страха, тревоги, неуверенности и опасений. А тут как раз вышел царский указ, препятствующий продавать крепостных людей иначе, как в составе целых семейств (до этого же при продаже семьи могли запросто разлучить и разлучали — даже детей с родителями!!!). Аннушка заикнулась только: «Милостив царь-батюшка. И об нас многострадальных рабах вспомнил…». Но матушка её прервала и отправила для расправы — на конюшню! Аннушку, несмотря на её уже вполне древнюю старость, высекли — простой и чистый пример терроризма (запугивания, забивания духа и желания любого сопротивления!) и того, кому и для чего он в своём возникновении выгоден и нужен — именно угнетающему классу для удержания подавленных, ограбляемых и управляемых в рабстве-подчинении. Приходилось Аннушке говорить и более крамольные вещи. Она утверждала, что и у господ есть обязанности перед рабами (а это фактически уже изложение в закамуфлированной и бессознательной форме буржуазно-демократически революционнейшего «Общественного договора» Жан-Жака Руссо!), что «над телом рабским и царь и господин властны…, а над душою властен только бог» (с. 308). С тем и умерла. Вряд ли сама Аннушка понимала, в чём же состояло её бунтарство, однако достаточно того (на что позднее указывал, например, такой революционер, как Эрнесто Че Гевара), что богачи чувствовали его — чувствовали своим верным звериным классовым чутьём-инстинктом! Сам по себе феномен Аннушки — удивительный, хотя бы тем, что, будучи «рабыней по убеждению», так сказать, «идейной рабой» — её тем не менее считали смутьянкой и во-многом именно за то, что у неё вообще была некая, пусть и очень туманная, зачаточная и запутанная, но всё же система идей об общественной жизни и её морально-нравственных началах и законах.

Ванька-Каин. Его настоящее имя было Иван Макаров. Он был цирюльником. Его отпустили в город «на оброк», однако он не платил его. Барыня вызвала Ваньку на допрос: почему оброк не уплачен? Состоялся следующий диалог:

— Я бы с превеликим удовольствием, да, признаться, самому деньги были нужны…

— Ах ты, хамово отродье!

— Мерси бонжур. Что за оплеуха, коли не достала до уха! Очень вами за ласку благодарен!

Все попытки барыни приставить Ваньку к делу — «естественно», полезному не для него, а только и исключительно для неё — ни к чему не привели. Его пороли, а он продолжал балагурить, прикидываясь то простачком, то дурачком, хотя более смотрелся хитрецом. Дело кончилось тем, что «победила — барыня», применившая — вполне по-современному — пресловутый подавительский «административный ресурс». Ваньку разбудили чуть свет, связали руки и, «забивши ноги в колодки», взвалили его на телегу и отправили в солдаты. Барыня-нелюдь ликовала, что её крепостная анти-человеческая правда снова временно восторжествовала. Но в итоге Ваньку сломала — буквально — не барыня, а армия, где ему выбили зубы и переломали все косточки! Армия ведь тоже была крепостной и представляла и защищала она именно крепостное государство и феодальные (анти-) общественные отношения. Сейчас же одним из подобных «агентов» буржуазности и буржуазии в современной российской армии класса капиталистов является ломающе-унижающая подавительская «дедовщина» — перенесение уголовно-рыночно-буржуазной иерархии на внутриармейские межличностные отношения.