Искусство счастья. Тайна счастья в шедеврах великих художников

Миндальное дерево в цвету

Пьер Боннар (1867–1947)

1947 г., холст, масло, 55 × 37 см, Государственный музей современного искусства, Париж

Боннар, в отличие от Ван Гога, при жизни был признанным художником, счастливчиком своего времени. Несмотря на преклонный возраст, он до последних дней продолжал с наслаждением писать. Каждый год Боннара неизменно волновала весна, а последняя из прожитых им была особенно удивительной. Под окном его комнаты, в собственном доме в Ле-Кане, росло миндальное дерево, и как писал один из его биографов, «может быть, никогда это дерево не одевалось в столь роскошный наряд, как той весной». Его простая и яркая, как это миндальное дерево, живопись напоминает нам об основном уроке счастья: оно не в будущем, не в прошлом, а в настоящий момент жизни.

Миндальное дерево, просыпаясь от зимней спячки, зацветает первым. Его цветки распускаются в предчувствии и нетерпении возвращающейся весны. И вот она снова приходит, весна, которая каждый раз поражает нас. А еще больше нас потрясает то, что она вернулась: мы всегда испытываем животное удивление от ее возвращения. Словно каждая весна обязана быть лучше предыдущей, словно ее вечные возрождения оказывают влияние на наше счастье. Словно эти циклы, эти отлучки – только для того, чтобы развить в нас инстинкт счастья и вселить убежденность в его необходимости. Если каждый год нас очаровывает весна, то не потому ли, что разрастается наше понимание счастья? И не потому ли, что наш взгляд становится более проницательным? Более способным к тому, чтобы вычленить главное: просто счастье оттого, что ты живешь.

«На Земле нет рая, но есть его осколки».

Жюль Ренар

Урок Боннара Развивать свое понимание счастья

Почувствовать себя снова счастливым после того, как ты им уже перестал быть! Остановиться, вздохнуть, улыбнуться, дойдя до конца трудного пути, после страдания, неприятностей, скуки, серости. Наполниться шумом, запахом, светом и цветом. Почувствовать жизнь в себе и вокруг себя, как это было вчера.

Начать надеяться и верить в то, что сегодняшнее счастье по-прежнему будет с тобой завтра. Снова открыть для себя возможность бесконечного счастья.

Жизнь может быть сложной, мир – жестоким и свирепым. Вот почему счастье должно избегать двух подводных камней: наивности («я буду счастлив, если буду поступать правильно») и слепоты («все к лучшему в этом лучшем из миров»[34]). Вот почему «максимум счастья при максимальной ясности ума», о котором говорит французский философ Андре Конт-Спонвиль, действительно сравним с мудростью по своей длительности, представляющей собой не постоянство, а регулярную периодическую повторяемость. Эта лишенная иллюзий мудрость заключается, наряду с другим, в понимании того, что счастье более чем важно и жизненно необходимо.

Настроить свое сердце и ум на поиск счастья. Превратить каждую из его отлучек в предмет для размышлений об его природе и постоянном возвращении. Позволить своему инстинкту счастья развиваться на протяжении всей жизни.

Стареть и развиваться? Нелегко. Можно также стареть и действовать… Как не заметить, что искушение горечью, сожалением, цинизмом часто является реакцией на изношенные тело и душу? Словно счастье зависит только от свежести, от молодости. К счастью для стариков и к несчастью для юнцов, все несколько сложнее. Не молодость служит соком для дерева счастья, а сама жизнь.

Смысл жизни постигают те, кто мирится с проходящим временем и продолжает радоваться времени настоящему. Этот смысл – также и смысл счастья.

Назад, к счастью

Путешественник снова видит море. Он шел к этой цели – не наугад, а точно зная, к чему стремится. То, что открывается его взору, не удивляет его, и это действует еще сильнее. Мы становимся свидетелями трезвого и сдержанного в своих проявлениях счастья: полный изящества приветственный жест говорит о сообщничестве («ну вот, мы снова вместе, вдвоем»), облегчении («наконец!»), покорности («я так мал по сравнению с тобой») и совсем немного – о гордыне: без этого маленького человечка и его выражающего счастье жеста картина не имела бы ни смысла, ни очарования…