Искусство счастья. Тайна счастья в шедеврах великих художников

Берег моря в Палава

Гюстав Курбе (1819–1877)

1854 г., холст, масло, 39 × 46 см, Музей Фабра, Монпелье

Гюстава Курбе часто представляют как главу течения реализма, того, кто перевернул страницу идеализма и романтизма для того, чтобы изобразить человеческую комедию во всей ее непристойности. Его считают ангажированным художником, которого поддерживал Прудон, социалист, принимавший участие в разрушении колонны на Вандомской площади и проведший четыре года в тюрьме.

Между тем существует другая сторона его жизни и творчества. Этот крупный мужчина, фразер, большой любитель охоты, опередивший свое время, превратившись в защитника природы, был также влюбленным человеком и художником, писавшим природу. В своей картине Берег моря он, как и во многих других, преклоняется перед красотой и необъятностью Земли, делая это с тем же чувством, с той же свободой, как тогда, когда писал на социальные темы. Он как будто набирался сил, созерцая природу, как будто возвращался к простому и глубокому счастью наших животных корней.

«Быть счастливым значит превозмочь тревогу счастья».

Морис Метерлинк[35]

Почему эти моменты вновь обретенного счастья сильнее и напряженнее моментов счастья зарождающегося? Не потому ли, что мы быстро привыкаем и постоянство мало-помалу может лишить остроты наслаждение счастьем? Не потому ли, что разлуки, перерывы повышают ценность счастья, открывают нам глаза на его значимость? Чтобы лучше осознать счастье, мы порой нуждаемся в том, чтобы оно отдалилось от нас. А его прерывистость вызвана, может быть, острой необходимостью…

«А теперь я так опишу опыт, заключающийся в восхищении существованием мира: это опыт восприятия мира как чуда».

Людвиг Виттгенштейн[36]

Урок Курбе «Это мгновение – мгновение счастья…»

Я знаком с написанным Курбе пляжем в деревушке Палава. Я знаю его очень хорошо. В детстве я проводил там каждое лето. После приезда, в первый день каникул, я добегал до самых дюн и взбирался на них, чтобы увидеть море.

Позднее я вернулся туда вместе с тяжело больной подругой. Мы сели на песок и смотрели на волны. День клонился к закату. Рассудок без конца погружал меня в горестные мысли о ее близкой смерти. Тревожные и печальные волны, безостановочное движение моря возвращали меня в настоящее, в котором мы вместе смотрели на линию горизонта.

В этом моменте не было ничего поэтичного, потому что моя подруга страдала. Ее сознание становилось смутным от поедавшей ее тело болезни. Никакой поэзии, только ужасающее напряжение, как совершенно выходящие за грани нашего понимания величие и жестокость человеческого предназначения. Сумятица наших мыслей смешивалась с рокотом волн, между прошлым и настоящим, между жизнью и смертью, между покоем и скорбью. Несмотря на мучившую ее болезнь, моя подруга старалась как можно больше насладиться этим мгновением, которое все-таки было мгновением счастья, что бы ни случилось потом. Через несколько дней, в жару лангедокского лета, она умерла. Часто говорят, что, вспоминая умерших, нужно вспоминать их только живыми, только счастливыми.

Разве это и есть счастье? Возможность сказать в какой-то момент: что бы со мной ни случилось в прошлом, что бы ни случилось со мной потом, ради этого самого мгновения стоило жить.

И все-таки оно восхитительно, это приветствие Курбе морю! Жест, который говорит: «Я узнал тебя, я обожаю тебя, я боготворю тебя… И я счастлив!»

Как прав был Курбе, запечатлев этот момент, показав его, дав ему жизнь своей кистью! И как правы мы всякий раз, когда осознаем счастливые моменты своей жизни, озвучиваем их.

Есть одна волшебная фраза, вроде тех, что придумывают дети, единственная фраза, которую нужно повторять себе каждый раз, когда счастье проходит. Просто скажите: «Это мгновение – мгновение счастья».