Искусство войны

Внизу музыканты выбили ритм — и по дворцу полетела музыка. Я не был меломаном, но это было похоже на смесь джаза и рок-н-ролла. Живая музыка… давненько я её не слышал. А на свободное пространство в центре зала выбежали несколько танцовщиц, закружившись в танце.

— Учитель, это вообще съедобно? — прошептала тогрута.

— Ну ты даёшь! А ещё хищница, — поддел я тогруту, и протянул руку к подносу. Взяв пытающегося уползти моллюска, я рассмотрел его. «Прикольная хрень, и вроде как съедобная. Да, точно». Это я знал, но память отказывала мне в описании вкусовых ощущений данного «продукта».

Отломив голову, я высосал содержимое, приготовившись к неприятным ощущениям, но…

«Твою мать… Это же… Это «Ролтон» со вкусом курицы! Твою мать… И на вкус, и по консистенции…» Я едва слюной не захлебнулся. «Сюда бы ещё колбасы чуток, да чаю чёрного кружку… с сахаром!»

Звучала музыка, и на меня нахлынули воспоминания моей жизни до того момента, как я оказался здесь. И те воспоминания, которые образовались после. Они были ярче всего, а потому — болезненнее, ибо приятного за эти семь с небольшим месяцев было слишком мало.

Хатт… Только в такие моменты — когда позволяешь себе расслабится, и чуть отпустить поводья — понимаешь, как же на самом деле ты устал. Без шуток: я здесь уже семь с небольшим месяцев, а за это время столько всего произошло… И по большей части — неприятного. Небесная Река оказалась отнюдь не сказкой, а жестокой реальностью. Меня пытались убить, покалечить, я лишился руки, и на лице моём остались шрамы, которые вряд ли удастся убрать. Раны, нанесённые Тёмной стороной, трудноизлечимы, — так кажется, говорила Баррис Оффи, и я не вижу смысла ей не верить в этом вопросе.

Асока, чувствуя моё настроение, тихонько положила свою ладошку мне на плечо, намекая, что она здесь.

«Твою мать. Не думал я, что будет настолько трудно… Было бы неплохо хоть ненадолго отстраниться от всего этого, и просто отдохнуть… От войны, от учёбы, от всех этих мелочных обязанностей… Н-да… Мечты и есть мечты, потому как они трудно осуществимы, а когда достигаешь их — есть риск потерять смысл жизни».

Усмехнувшись, я налил себе полною кружку… чего-то там алкогольного и осушил, закусывая подвернувшимся под руку фруктом.

«И ничего с этой ситуацией не поделаешь. Придётся идти наперекор всему, преодолевать препятствия, и может, когда-нибудь, я смогу… Не знаю конкретно, что я смогу, но знаю точно — это будет по-моему, и никак иначе».

Из своих размышлений я был выдернут голосом Асоки.

— Учитель, — девочка указала мне на входящего в ложу слугу. Вслед за которым вошла… сногсшибательная твиʼлечка с жёлтым оттенком кожи.

— Господин Джабба посылает вам свою лучшую танцовщицу, дабы она усладила ваш взор своим танцем.

В этот момент музыканты сменили мелодию, и какая-то певица — или даже парочка — затянули весёлую песенку. И твиʼлечка закружилась в танце, не слишком сложном, но таком грациозном и красивом, что захватывало дух. На некоторое время мы погрузились в созерцание: даже Асока заинтересовалась, с восхищением смотря на пируэты танцовщицы.

Через некоторое время девочка поинтересовалась:

— Учитель, эта девушка, она… рабыня? — намекая на характерный ошейник твиʼлечки.

— Скорее всего.

— Но… Мы же должны что-то сделать? Наш долг…

— Какой долг? — я порядком изумился.

— Ну… Перед Республикой! Джедаи не одобряют рабство!

— Джедаи — может быть. А вот Республика — одобряет.

— Как так?!

«Вот блин… придётся лекцию читать».

— Чтоб ты знала, Республика, несмотря на все свои заявления о неприятии рабства, охотно принимает в свои ряды общества, которые уже успели прославиться своей работорговлей едва ли не на всю Галактику. Примером… Да возьми хотя бы тот же Рилот. На нём рабство фактически узаконено и является государственной статьёй дохода. А ведь Рилот входит в состав Республики больше десяти тысяч лет. Республику вполне устраивает такое положение дел.

— Но… — Асока была порядком озадачена, и поспешил немного её успокоить.

— Да, джедаи борются с откровенной жестокостью по отношению к рабам — взять ту же операцию против зайгеррианских работорговцев, которые отличаются неприкрытой жестокостью. Но, это лишь частный случай. К рабству на территории Хаттов у Республики претензий нет.

— Это почему?

— Для хаттов раб — это не вещь, а… деньги. Большие деньги. А иногда — очень большие. Вот такая вот танцовщица, — я указал на твиʼлечку, — Может стоить несколько десятков тысяч кредитов, а на торгах, если попадётся особо выдающийся экземпляр — конкуренты могут взвинтить цену до нескольких сотен тысяч кредитов. Но даже самый дешёвый раб стоит денег. А деньги не принято бросать на ветер, и тем более, зариться на чужие деньги. В Пространстве Хаттов никто в здравом уме не станет бить чужого раба — ибо это сулит большими неприятностями как со стороны хозяина раба, так и со стороны хаттов. Таких личностей здесь… не любят.

Сделав небольшую паузу, я продолжил: