Главные послевоенные политические, юридические и идеологические заботы повлияли на меры против коррупции в судебных органах. Одержимость режима разоблачением контрреволюционеров, военных коллаборационистов и других виновных в «государственных преступлениях» заставляла его бурно и безудержно реагировать на любой намек на коррупцию в военных судах. Партийное руководство считало непреложной необходимостью пресечь незаконные сделки между судебными работниками и просителями, способные свести к минимуму наказания контрреволюционеров и военных изменников7
. Вдобавок прокуроры в таких делах, явно уполномоченные Сталиным нападать на военные суды, использовали агрессивные методы получения компрометирующих материалов и признаний. Как обычно в сталинской политической практике, партийные и прокурорские следователи обнаруживали заговоры чуть ли не на каждом шагу. (Та же склонность к силовому давлению и зачастую та же сверхподозрительность проявились, хоть и несколько иным образом, в ходе расследования скандалов в верховных судах, подробно описанных в главе 8.) Наконец, в данной главе показан отдельный пример того, как партийные руководители эпохи позднего сталинизма стали прибегать кПредпосылкой дела о взяточничестве в военных судах послужила «кампания» против взяточничества, развернутая летом 1946 г. (см. главу 5). К началу 1947 г. она уже выдохлась. Судя по небольшому количеству арестованных и осужденных, кампания оказалась малоэффективной и проводилась без энтузиазма. Забуксовала она не в последнюю очередь из-за проволочек и поиска виноватых в самих правовых ведомствах, которые знали, что незаконные отношения в известной мере существуют и в правоохранительных органах. Прокуратура и Министерство юстиции не решались привлекать внимание к коррупции среди собственных кадров и в собственных учреждениях, не желали обнаруживать слабость своих попыток бороться с ней. Некоторые партийные руководители выражали недовольство черепашьими темпами и скудными результатами кампании. Тем не менее кампания 1946 г. сделала партийные органы, суд и прокуратуру чувствительными к проблеме взяточничества и послала бюрократии предупреждение, что любой намек на темные делишки может вызвать тщательное расследование.
Кампания против взяточничества достигла еще одного результата, питавшего позднейшие обвинения: она подтолкнула рядовых граждан поставлять порочащую информацию о судьях, прокурорских работниках и других представителях правовой системы, которую партийное руководство при необходимости могло пустить в ход. Сталинская система постоянно требовала от советских людей доносить на коллег, сотрудников и пр., давая на них компрометирующие материалы. Огромная осведомительная сеть, при всех ее изъянах, демонстрировала заинтересованность режима в доносах и конфиденциальных наводках по поводу любого рода криминальных (и моральных) прегрешений. Иногда рассказы о предполагаемых должностных преступлениях, наводнявшие партийные и правоохранительные органы, служили политическим оружием против лиц, попавших в опалу. В ряде подобных случаев партийные власти решали принять в отношении обвиняемых какие-либо меры. Но, поскольку почти ни одно из таких расследований не вылилось в крупный скандал, стоит задаться вопросом, почему партийные руководители предпочли действовать столь быстро и круто, когда в 1947 г. в поле их зрения попали дела о взяточничестве в военных судах.
Первая искра: Дело лейтенанта Баканова и московских военных трибуналов
Как ни удивительно, дорожка, которая в конце концов привела к самым высокопоставленным юристам страны, по-видимому, пошла от тайных махинаций сотрудника среднего звена в сравнительно небольшом московском военном суде. Первый намек на грядущий скандал можно отыскать в письме секретарю ЦК А. А. Кузнецову от его заместителей, уведомлявших начальника 14 февраля 1947 г., что в ноябре 1946 г. начато уголовное следствие по сообщениям о взяточничестве в судебно-прокурорских органах советских вооруженных сил8
. Отношение партии к этому делу заложило мину, которая в итоге взорвалась обвинениями в адрес Военной коллегии Верховного суда СССР.