Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

В завершение процесса судьи признали А. Г. Баканова виновным в получении или передаче в качестве посредника взяток в общей сложности на сумму около 100 тыс. руб. Поскольку многие из этих взяток давались в связи с делами о контрреволюционных преступлениях, Баканов был осужден по статье 58-7 за использование государственного учреждения для подрывной деятельности («вредительство») и по статье 16 за «общественно опасное преступление»²⁹. Военная коллегия приговорила его к максимальной мере наказания – 25 годам лагерей. Баканову чрезвычайно повезло: Сталин отменил смертную казнь всего два месяца назад³⁰. Девятнадцать других подсудимых суд признал виновными в даче взяток или посредничестве при таковой, вынеся им приговоры к лишению свободы на сроки от 2 до 5 лет.

Несмотря на предсказуемый исход, это дело, тем не менее, имело много ярких особенностей. Один из достойных внимания его аспектов заключается в том, что многие первоначальные обвинения оказались сняты, прежде чем оно попало в суд. Еще во время предварительного следствия прокуратура выпустила на свободу 34 обвиняемых. Снятие стольких обвинений весьма нетипично для советской правовой прак-тики³¹. И хотя военная прокуратура сначала арестовала за получение взяток больше дюжины людей, судьи признали, что действительно брал взятки только один человек – Баканов³². Нескольких судей местных военных трибуналов, на которых показал Баканов, освободили. Кроме того, пятерых из 25 чел., все же представших перед судом, председательствующий судья Ф. Ф. Каравайков оправдал за недостатком доказательств (тоже редкий случай в советской судебной практике). В конце концов суд осудил всего 20 из 61 первоначального обвиняемого.

Почему же стольких людей отпустили или оправдали? Ответить на этот вопрос помогают два примечательных письма, хранящихся в государственных архивах. 18 августа 1947 г., через три недели после завершения процесса Баканова, Ульрих горько пожаловался на ведение следствия прокуратурой. В письме, направленном «совершенно секретно» и «лично» председателю Верховного суда СССР И. Т. Голякову, он порицал методы, применявшиеся военной прокуратурой в деле Баканова³³. Ульрих предупреждал Голякова, что под экстраординарным давлением прокурорских следователей главный обвиняемый Баканов оклеветал по меньшей мере сорок невиновных. Процесс, по словам Ульриха, показал, что следователи вынудили Баканова придумывать истории, изображавшие работников суда и прокуратуры взяточниками. В попытке смягчить собственную участь он дал ложные показания на десятки коллег и даже шапочных знакомых, никто из которых не имел никакого отношения к его махинациям³⁴.

Заявление Ульриха о прокурорских злоупотреблениях тем более поразительно, поскольку он понимал, что военная прокуратура подчиняется Прокуратуре СССР; он не говорил открыто, но явно намекал, что военная прокуратура не могла предпринять подобные действия без санкции генерального прокурора СССР. Впрочем, кажется очевидным, что Ульрих считал для себя безопасным писать о неправильной работе прокуратуры. Вероятно, он полагал, что заслужил некоторую неприкосновенность, после того как выступал неизменно надежным главным судьей на политических процессах 1930-х гг. Есть, конечно, немалая доля иронии в том, что именно Ульрих, много лет с легкой душой приговаривавший тысячи невинных людей к смерти по сфабрикованным обвинениям в измене и шпионаже, сетовал на «несправедливую» тактику следователей, которые принуждали подследственного к нужным показаниям.

Второе гневное письмо, написанное в августе 1947 г. председательствовавшим на процессе Баканова судьей Военной коллегии Ф. Ф. Каравайковым, добавляет несколько ошеломляющих деталей. Каравайков винил следователей прокуратуры в том, что они во многих отношениях скомпрометировали дело. Он дерзнул заявить, что следователи, еще не приступив к следствию, уже решили «найти» крупное дело о взяточничестве в московских судах: «Изучение материалов дела Баканова и др. показывает, что предварительное следствие шло по линии раскрытия группового крупного дела о систематическом взяточничестве в судебных органах гор. Москвы [курсив мой. – Дж. А.]». По словам Каравайкова, следователи заставили Баканова оговорить десятки невинных людей, занимавших те или иные должности в московских военных судах, в том числе

нескольких сотрудников Военной коллегии, где работал сам Каравайков. По сути, он утверждал, что Прокуратура СССР использовала редкие отдельные случаи мелкого взяточничества, дабы состряпать огромный искусственный скандал.