Исландские королевские саги о Восточной Европе

Древнескандинавские источники фиксируют три огласовки первого корня композита, выступающего обозначением Киева: Kęnu/Kænu-, Kiænu-, Kœnu-. В литературе высказывались различные мнения об их соотношении. И. Миккола и вслед за ним В.А. Брим считали наиболее отвечающей русскому исходному *КЫЯНЪ-ГОРОДЪ форму Kiænugarðar; Б. Хессельман рассматривал написание через æ как дело рук исландских писцов, а через œ – норвежских. Недостатком этих толкований является то, что всякий раз какая-то одна из трех существующих форм топонима не может быть объяснена достаточно убедительно. Только если принять за исходную форму Kænugarðr, можно, с учетом развития скандинавской системы гласных, объяснить появление и двух других форм. Kœnugarðr оказывается в таком случае результатом лабиальной перегласовки, происходившей на рубеже IX–X вв. перед сохраняющимся u преимущественно в западноскандинавских диалектах (см.: Смирницкий 1961. С. 60–61). Напротив, Kiænugarðr выступает тогда как результат преломления на u, представленного, в противоположность перегласовкам, на востоке Скандинавии обильнее, чем на западе (см.: Стеблин-Каменский 1953. С. 117–119). В пользу высказанного предположения говорит, с одной стороны, наличие обозначения жителей Киева только в форме Kænir (Сага о конунге Гаутреке), сохраняющей не подвергшийся ни преломлению, ни перегласовке гласный æ, с другой стороны, то обстоятельство, что самая ранняя фиксация топонима представляет собой вариант с открытым e (ę и æ являются графическим отражением одного и того же звука – открытого e; см.: Смирницкий 1961. С. 20).

Лабиальная перегласовка облегчила народноэтимологическое осмысление топонима, который стал восприниматься как «лодочный город» (от kœna – «лодка особого вида»; см.: Томсен 1891. С. 74, примеч. 76), что отвечало исторической роли Киева в середине X в., отмеченной Константином Багрянородным.

Оговорюсь все же, что нельзя быть абсолютно уверенным в строгой последовательности развития этого топонима. Не исключена возможность, что все три варианта являются попыткой передачи местного звучания средствами древнескандинавского языка, как в ситуации с Суздалем (см.: Джаксон 1985). Ср. вывод С. Рожнецкого, что «Kænugarðr и Kœnugarðr равносильны и возникли независимо один от другого» (Рожнецкий 1911. С. 50).

Палтескья (Palteskia). Очень прозрачное древнескандинавское обозначение Полоцка. Самую раннюю фиксацию топонима дает географическое сочинение с условным названием «Описание Земли I» (последней четверти XII в.). Кроме этого, Полоцк упоминается в «Деяниях датчан» Саксона Грамматика, еще в двух географических сочинениях, в поздней королевской саге («Пряди об Эймунде»), в епископской саге, в двух сагах о древних временах. Топоним, судя по всему, принадлежит к географической традиции, нашедшей отражение в географических трактатах и сагах о древних временах.

Топоним имеет во всех перечисленных источниках форму Pal(l)teskia, и лишь «Сага об Одде Стреле» дает композит, образованный присоединением географического термина borg «город, крепость»: Pallteskiuborg. Г. Шрамм совершенно справедливо отмечает, что это – «вторичное образование, поскольку город расположен не на реке Паллтескья, а на реке Полота» (Schramm 1982. S. 283). И. Миккола высказал мысль, что скандинавское Pallteskia отражает древнерусскую форму Полтескъ, которая встречается в Ипатьевской и Псковской летописях, полагая, что в скандинавской огласовке отразилось своеобразное кривичское звуковое сочетание олт, так как обычное Полотск дало бы *Palatskja (Mikkola 1907b. S. 281). Его поддержал В. А. Брим (Брим 1931. С. 218). Возражения высказал Г. Шрамм, посчитавший невозможным переход древнерусского о в скандинавское а. По его мнению, название Полоцка перешло в скандинавский язык и закрепилось в нем в середине IX в. – до становления восточнославянского полногласия ал > оло (Schramm 1982. S. 283–284). Согласиться со столь ранней датировкой, однако, трудно, ибо, с одной стороны, древнерусское о было кратким и нелабиализованным и потому совпадало с а кратким многих других языков раннего средневековья, и в частности скандинавских (см.: Колесов 1980. С. 25–26), – на достаточную последовательность передачи древнерусского о через скандинавское а указывал еще С. Рожнецкий (Рожнецкий 1911. С. 51–52); ас другой стороны – процесс становления восточнославянского полногласия, по свидетельству историков языка, протекал вплоть до XIII в. (см.: Колесов 1980. С. 69–75). Косвенным аргументом против предложенной Г. Шраммом датировки может также выступать отсутствие топонима Pallteskia в скальдических стихах, рунических надписях и ранних королевских сагах, этногеографическая номенклатура которых сформировалась в конце VIII – начале X в. (ср.: Джаксон 19896).