Исландские пряди

— Не стану против этого возражать, но, похоже, ты совсем не знаешь нрава Магнуса конунга, моего воспитанника[1173], если рассчитываешь, что тебе удастся без труда уладить с ним это дело после того, как он объявил этого человека вне закона. И все же тебе придется это сделать. Не думаю, что нам стоит настолько далеко заходить в этом деле, чтобы тягаться из-за него с Магнусом конунгом. Мне этого вовсе не хотелось бы, однако я знаю, что до этого вполне может дойти, потому что он едва ли отнесется к случившемуся как к детским шалостям.

На этом отец с сыном разъехались, и их расставание было прохладным. Эйндриди пригласил Торстейна погостить, и тот поехал к нему и провел там зиму в почете, сидя рядом с ним.

3

Магнус конунг был очень недоволен, когда узнал обо всем, к тому же многие говорили ему, что отцу с сыном не слишком-то пристало такое поведение после того, как он так много сделал для них обоих в Трёндалёге[1174]. Они же теперь так далеко зашли, что держат у себя человека, который был объявлен вне закона за то, что совершил столь тяжкое преступление и прогневил конунга. Конунг был немногословен с теми, кто вел при нем такие речи, и предпочитал делать вид, что не слышит их. Однако про себя он сомневался в том, что люди, которые нашептывали ему все это, на поверку оказались бы более надежными и верными.

Рассказывают, что той зимой Эйнар мало общался с Торстейном. Он сказал, что Эйндриди должен предложить конунгу хорошие условия для примирения с ним. Отец с сыном имели обыкновение приезжать к Магнусу конунгу на рождественский пир. Эйндриди говорит своему отцу, что, несмотря ни на что, собирается поступить как всегда.

— Тебе решать, — говорит Эйнар. — Однако я намерен сидеть дома, и сдается мне, тебе было бы разумнее поступить так же.

Тем не менее Эйндриди собирается в путь, и Торстейн вместе с ним, и они уезжают из дому. Их было двенадцать человек. И вот они добираются до одного двора и останавливаются там на ночлег.

Утром Торстейн выглядывает наружу, заходит назад в дом и говорит Эйндриди, что ко двору приближаются какие-то всадники — «и очень похоже на то, что это твой отец».

— Да, — говорит Эйндриди, — и это сделает нашу поездку более успешной, так как он присоединится к нашему отряду.

И правда, туда приехал Эйнар. Он сказал Эйндриди:

— Меня удивляет твоя затея, и я вовсе не считаю разумным то, что ты решился отправиться к Магнусу конунгу вместе с Торстейном. Такие поступки совершают больше из бравады, чем по здравому размышлению. Поезжай-ка ты лучше домой в Гимсар[1175], а я встречусь с конунгом и погляжу, что из этого получится. Мне известны и твой нрав, и нрав нашего конунга, так что нечего ждать, чтобы один из вас сбавил тон. Да и мне навряд ли станет легче говорить с ним, когда это дело примет еще более скверный оборот.

Они так и делают: Эйндриди отправляется домой в усадьбу своего отца, а Эйнар приезжает к конунгу, и тот оказывает ему ласковый прием. Они много беседуют, и Эйнар, как обычно, сидит рядом с конунгом.

И вот в четвертый день Рождества Эйнар заводит с конунгом разговор о деле Торстейна сына Халля:

— Мне бы очень хотелось, государь, чтобы вы с ним помирились, — и говорит, какой тот достойный человек и что сам бы он охотно отдал все, что у него есть, и ничего бы не пожалел, если бы только мог этому способствовать.

Конунг говорит:

— Не будем об этом говорить, так как мне вовсе не хотелось бы рассердить тебя.

Эйнар оставил этот разговор и решил, что добиться толку будет очень непросто. Стоило им перевести разговор на другую тему, как конунг тотчас же повеселел.

Празднование Рождества идет своим чередом. На восьмой день Эйнар вновь заводит тот же разговор, и все происходит точно так же, как в прошлый раз, и ему не удается ничего добиться от конунга, который не желает об этом говорить.

И вот наступает тринадцатый день Рождества. Эйнар просит конунга помириться с Торстейном:

— Я ожидаю, что ты сделаешь это ради меня, так как для меня это очень много значит.

Конунг отрезал в ответ:

— Об этом не может быть и речи. И меня удивляет, — говорит он, — что вы дали пристанище человеку, на которого я гневаюсь.