Исландские пряди

Как-то раз они беседовали с Кальвом и сказали ему:

— Разве ты не замечаешь, Кальв, что Торгрим не питает к вам дружбы, и единственный человек, к которому он привязан, это Олав конунг? Что до нас, то мы предпочитаем тот прием, который нам оказываешь ты.

Кальв ответил:

— Я заметил, что Торгрим нам не друг.

Бьярни сказал:

— Я сочинил о вас песнь и хотел бы, чтобы вы ее выслушали.

— Надо послушать твою песнь, скальд, — сказал Кальв, — так как можно ожидать, что она хорошо сложена[1162].

Бьярни исполнил песнь в присутствии множества людей. В ней то и дело упоминалась битва при Стикластадире[1163], и события, которые в ней воспевались, были представлены в самом благоприятном для Кальва свете.

А когда песнь была окончена, Торгрим сказал:

— Достойно удивления, Кальв, что такой умный человек, как ты, считает для себя почетным, когда складывают песни о его злокозненности, а также о низости, которую он проявил, выступив против Олава конунга.

Бьярни сказал:

— Молчи, негодяй! В Исландии ты прикинулся больным, чтобы тебе в рот вливали молоко во время поста.

Торгрим вышел из палаты и направился в покой, где он обычно спал.

Он сказал:

— Нелегко выслушивать такое — когда возводят напраслину на Олава конунга и осыпают оскорблениями меня самого. Сейчас же пойди туда, Иллуги, и убей Бьярни!

Мальчик ответил:

— Не думаю, чтобы это было безопасно в наших теперешних обстоятельствах.

Тогда Торгрим бросился назад в палату и нанес Бьярни смертельный удар. Торд, его брат, схватился было за оружие, но люди встали между ними.

Кальв сказал:

— Скверное это дело, и оно не прибавляет чести ни нам, ни нашим гостям, но, как бы то ни было, оно будет рассмотрено в полном согласии с законом.

После этого он созывает тинг и велит всем явиться на него безоружными. Гальти Силач, человек Торгрима, схватил секиру и перед тем, как пойти на сходку, припрятал ее под одеждой. Как только начался тинг, люди окружили Торгрима.

Кальв сказал:

— Что ты можешь сказать в свою защиту, Торгрим?

Тот ответил:

— Я отдаю свое дело целиком на суд конунга.

Кальв сказал в ответ:

— Конунг теперь далеко, чтобы рассудить это дело.

— Знаю, — сказал Торгрим, — что тебе хотелось бы самолично вынести решение, но я не даю на это своего согласия, и я отлично вижу твои намерения, ведь больше всего тебя разозлила моя верность Олаву конунгу.

— Это неправда, — говорит Кальв. — И тем не менее решение будет вынесено теперь же, разве что Торд согласится поступить иначе.

Торд заявил, что он не собирается соглашаться ни с какими требованиями Торгрима.

Кальв сказал:

— В таком случае признайте его виновным и объявите вне закона.

Дело об убийстве Бьярни так и рассудили, как посоветовал конунгов управитель.

Торгрим сказал:

— Случилось то, чего я опасался, и, похоже, ты, Кальв, позаботился о том, чтобы за меня не было уплачено виры[1164]. И все же дело может обернуться иначе, ежели в него вмешаются помощники.

Тут Торд подскочил и сразил его.

Тогда Кольгрим Коротышка, человек Торгрима, сказал:

— Отомсти за него, Гальти, ведь у тебя с собой секира.

Тот ответил, что не смеет.

— Ты говоришь как последний трус, — сказал Кольгрим. — Да ты куда хуже обычного труса: ведь хоть ты и вышел и ростом, и силой, в груди у тебя ни капли мужества. Отдай мне секиру!

— Не смею, — сказал тот.

— Раз так, ты не смеешь и держаться за нее, — сказал Кольгрим. Он выхватил у него секиру и нанес Торду такой сильный удар в спину, что эта рана казалась смертельной.

После этого Кольгрим был схвачен, и Кальв велел держать его в оковах, однако он не захотел казнить его до того, как выяснится, выздоровеет ли Торд. Тем временем Магнус конунг возвратился с юга из Дании на север в Трандхейм. Торд же умер от раны, которую ему нанес Кольгрим.

Кальв приготовил для конунга угощение. Магнус конунг успел прослышать кое-что об этом убийстве, прежде чем он отправился пировать. Когда конунг вошел, Кольгрим сидел в оковах в сенях. Он сказал, обращаясь к конунгу:

— Вы, верно, сочтете за дерзость, государь, если узник попросит у вас защиты. Но я прежде всего хотел сказать, что сложил песнь о святом Олаве конунге, вашем отце.

Конунг остановился и ответил:

— Не ты ли был с Торгримом сыном Халли?

— Да, государь, — сказал тот.

— И ты отомстил за него? — сказал конунг.

— Я попытался, — сказал Кольгрим, — но, сдается мне, что моя месть — слишком малая расплата за такого человека. Все же сказалось неравенство сил — наших и тех, кто нам противостоял.

— Может быть и так, — сказал конунг. — Ослабьте его путы, чтобы он мог войти в палату.

А когда он вошел, конунг попросил его произнести песнь. Он повиновался и исполнил ее превосходно. И по мере того, как сказывалась песнь, в ней зашла речь о гибели Торгрима и обо всем этом деле. В одной висе были такие слова:

С князем рад бы ладить,
делит власть он с Кальвом.

Тут конунг сказал:

— Это уже больше не так, скальд.

Когда же песнь была окончена[1165], конунг сказал: