Испанская дочь

Хотя до того, как «все закончится», было еще очень далеко. Следующие несколько дней выдались непростыми. Я просидела взаперти в доме у соседа – этакая странная гостья, носящая платья его работницы и периодически облачающаяся в мужнины брюки. Дон Фернандо оказался вовсе не таким вредным и противным, каким он виделся мне поначалу. Он много путешествовал по Латинской Америке и Европе и много чего мог рассказать интересного о тех местах, где побывал. Он был страстным любителем корриды – одного из наиболее излюбленных развлечений в моей родной Севилье, – а также умел насладиться вкусной едой и дорогими напитками после ужина. И чем более захватывающим был его очередной рассказ, тем громче он взрывался искренним задорным смехом.

Поначалу он все никак не мог определиться, как со мною следует обращаться: как с мужчиной или как с женщиной. Очевидно было, что ни он, ни я не забыли, как однажды он мне врезал кулаком, хотя ни один из нас об этом не напоминал. И все же память об этом эпизоде постоянно присутствовала и в наших разговорах, и в наших молчаниях, несмотря на то, что казалось, будто это произошло в какой-то другой жизни.

Благодаря помощи дона Фернандо я съездила в Гуаякиль к Томасу Аквилино и отвезла ему все необходимые документы для подтверждения моей личности. Тот обещал, что немедленно даст начало делу о наследстве, однако с сожалением сообщил о неожиданном повороте событий: как оказалось, мои сестрицы с братом объединились, дабы опротестовать завещание, утверждая, что отец уже не был в здравом уме, когда излагал на бумаге свою последнюю волю.

Эта новость была для меня точно ушат с ледяной водой.

Еще Аквилино сообщил, что в тот день, когда я покинула асьенду, полицейские препроводили Элизу в Гуаякиль. И теперь она сидела под арестом, ожидая, когда назначат дату суда.

Эта весть вызвала во мне весьма противоречивые чувства. С одной стороны, я была рада, что для моего мужа наконец восторжествовала справедливость. Но в то же время я не могла не думать о той девчушке, что писала трогательные послания моему отцу. О том, как сильно ей хотелось, чтобы он ее любил, как она стремилась стать лучше, при всякой возможности бегая в школу и самостоятельно учась счету и грамоте. Такой дух не заслуживал того, чтобы томиться в застенках прошлого. Насмешка же судьбы заключалась в том, что Элиза, в точности как я, все время пыталась удержать связь с отцом посредством писем.

Соледад на данный момент, вероятно, тоже уже узнала правду о том, что случилось с ее сыном. Мне было жаль эту женщину, однако Франко сам выбрал свой путь и сам принял для себя решение. И, как это ни печально, ей теперь придется жить с последствиями его выбора.

Прежде мне казалось, что, стоит мне выяснить правду – то есть найти убийцу Кристобаля, – и в моей душе воцарится мир и покой. Однако теперь мое сердце было разбито еще сильнее.

Держа в руке билет на пароход, на котором мне предстояло добраться до Панамы, чтобы устроить моему мужу подобающие похороны, я все думала о Кристобале и о том, с каким доверчивым простодушием он последовал за мной через океан, не зная, что это путешествие будет означать конец его жизни и его мечтаний. Да, он заслуживал справедливого возмездия. Как и заслуживал всего того, что я у него отняла. Впервые за все это время я честно призналась перед собой, что совершила великую ошибку, отправившись сюда. Я погубила жизнь не только Кристобалю, а и многим из тех, кто оказался со мной рядом. И уже ступая, подобрав юбку, на борт корабля, я не могла не задуматься о Мартине.

Если не считать Кристобаля, Мартин явился единственным мужчиной, с кем я когда-либо была физически близка. Я не могла так просто отмахнуться от того, что между нами произошло – и того, что я к нему чувствовала, – как от чего-то несущественного, как будто это было столь же будничное дело, как выпить стакан воды. Быть может, Мартин легко мог об этом забыть – но только не я. Я не просто опозорила имя своего мужа, вступив во внебрачную связь так скоро после его кончины, – но Мартин, вдобавок ко всему, оказался еще и любовником моей сестры. Я чувствовала себя униженной, раздавленной, меня снедала досада и злость. И тем не менее я никак не могла перестать думать о нем. От него уже несколько дней ничего не было слышно. И хотя теперь я даже не сомневалась, что все в городе знали, что я живу на асьенде у дель Рио, Мартин ни разу не пришел повидаться со мной.

«Я должна его забыть», – решительно сказала я себе.

И у меня будет для этого масса возможностей, поскольку я сильно сомневалась, что он останется работать на La Puri – тем более когда все мечты Мартина вернуть принадлежавшую его семье плантацию были разрушены одним моим появлением.

Глава 42

Май 1920 года

При виде гроба с телом Кристобаля я испытала целый шквал эмоций. Во мне как будто открыли до отказа кран: вся боль, все слезы, что я сдерживала в себе долгие недели, – все это разом хлынуло наружу. Я рыдала не только по своему мужу, но также оплакивала все то, что произошло после моего приезда в Эквадор.